Игорь Шенфельд - Исход

Два радостных события, связанных с успехами Аэлиты и Константина, произошли в жизни Аугуста почти одновременно.

Сначала Аугуст поехал в Мюнхен на вручение университетского диплома Аэлите. Его девочка стала врачом. Был большой праздник, и банкет, и торжественный форум в огромном актовом зале, на котором Аугуст взял слово и говорил вдохновенно, как Цицерон (и он был даже похож на него! — сказала ему позже Аэлита) о том, что именно врачи, а не кайзеры и императоры являются главными проводниками воли Божьей на земле. Ибо основным изделием Господа является человек. Бог даровал человеку жизнь и велел ему жить долго. Врачи исполняют этот наказ Божий, преодолевая, прежде всего, отчаянное сопротивление самих людей, губящих дух, тело и здоровье в войнах и излишествах всякого рода, а также вследствие небрежного, агрессивного отношения друг к другу. Аугуст посетовал, что у медицины сегодняшнего дня так много перегрузок, так много работы. Он привел в пример хирурга, который делал по многу операций в день, не спал по трое суток кряду и не помнил поэтому своих пациентов в лицо, но зато отлично запоминал каждую операцию. Однажды, уже будучи на пенсии, он опознал на животе одного из загорающих на испанском пляже мужчины «свой» шрам, и бросился здороваться, правильно назвав бывшего больного по имени. Тот, естественно, хирурга своего помнить не мог, поскольку во время операции пребывал в глубоком наркозе, и стал вдруг отнекиваться, что, дескать, шрам этот у него по другому поводу возник. Однако, старого хирурга это упрямство заело принципиально, это был «его» шрам, у него хотели отобрать законное авторство, и хирург принялся убедительности ради и с некоторой даже горячностью перечислять в подробностях те ужасные результаты анализов, с которыми данный больной поступил к нему тогда на стол. Новая жена отдыхающего, приподнявшаяся с соседнего лежака, была в полном ужасе от этих результатов, и хирургу, разгласившему по своей оплошности врачебную тайну на весь пляж, пришлось потом долго еще заверять потрясенную женщину, а также собравшихся вокруг отдыхающих, что лабораторные данные десятилетней давности уже неактуальны, но что хорошо бы каждому обязательно проверяться регулярно, ибо оно ведь так в жизни: сегодня все хорошо, а завтра: нате вам! И вообще: лечение — хорошо, а профилактика — лучше. В здоровом теле — здоровый дух. Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья.

Зал смеялся и хлопал Аугусту. В конце речи Аугуст призвал всех людей планеты беречь врачей путем организации собственного правильного образа жизни, и в качестве примера здорового долголетия продемонстрировал сам себя. Он сорвал овацию зала, а Элечка, сидевшая в первом ряду, в шеренге выпускников-отличников, хлопала своему дедушке громче всех, а ее сильные хирургические руки были самыми красивыми в этом зале. И это было высшей наградой для старого Аугуста Бауэра.

Аугуст вернулся к себе одухотворенный и радостно возбужденный, и сразу же помчался к Ивановым (так он продолжал звать по привычке своих саратовских «родственников»), чтобы похвастаться Аэлитой и показать им фотографии с торжества. Все, конечно же, порадовались безмерно, после чего Федор вручил Аугусту билет на спортивную арену, где в ближайший субботний вечер предстояло состояться первому бою Костика в качестве профессионального боксера. Людмила в ужасной тревоге за сына на бой ехать отказалась: она не сможет видеть, как будут бить ее ребенка — заявила она (Людмила всегда была против увлечения сына боксом, и уж тем более против профессиональной спортивной карьеры Костика «в должности боксерской груши», — как она говорила, однако сбить фанатическую устремленность Кости на чемпионский пояс так и не сумела). Аугуст же с Федором поехали, и семь раундов подряд эти двое трепетали, вскакивали, хватались за голову, и стонали, и кричали: «Костя, по корпусу бей, по корпусу лупи: он уже задыхается!»… Когда в начале восьмого раунда Костик отправил противника в нокдаун, Аугуст с Федором несколько раз кричали по-русски «Ур-ря-а-а!» и обнимались, а после дружно полезли на помост, чтобы поздравить там объятиями и рукопожатиями пьяного от счастья и потери сил, мокрого от пота и вылитой на него тренером воды, будущего чемпиона мира Константина Бауэра. Вечером в местных теленовостях прошло сообщение об уверенной победе «…Нашего многообещающего земляка Константина Бауэра над французом Мохаммедом Бубо, который после боя сознался: «Бауэр бьет быстро, как молния. Я просто не успевал. Хотя и мне удалось его измотать до нуля. Еще бы один раунд — и я, возможно, победил бы…». После чего камера показала измотанного Костика, который действительно почти шатался, а затем кадр наплыл на обнимающихся на помосте всех троих: Федора с Аугустом и Костика; репортер прокомментировал эти кадры так: «Велика радость ближайших родственников нашего победителя — его отца и деда. Еще бы: полвека шли Бауэры к этой победе: дед тренировал сына, сын — уже своего сына, то есть нашего Константина Бауэра, и вот она — победа! Есть от чего обниматься трем поколениям Бауэров!». С какого высокого табурета нужно было свалиться безвестному репортеру, чтобы сочинить эту басню про тренерские династии Бауэров! Но так или иначе — басня была хороша, и Ивановы-Бауэры потешались над ней, шутливо споря о тренерском вкладе каждого поколения в боксерские успехи Константина.

Однажды, вспоминая в очередной раз перед сном курьезную сказку про три поколения тренеров-боксеров-Бауэров, изобретенную местным тележурналистом, и улыбаясь в темноту, Аугуст подумал вдруг, следуя своим философическим склонностям, о вероятной неслучайности этой глупой репортерской импровизации. Получилось, что посторонний человек, болтая невесть что, соединил людей, о которых он на самом деле не имел ни малейшего понятия, в единую генерационную линию. Нет ли в этом всем некой символики, не несет ли эта случайность некоего надсистемного сигнала?.. Понимая, что рискует зациклиться на вопросах, на которые все равно не существует ответов, Аугуст усилием воли заставил себя сначала думать о другом, а затем и вовсе дал себе команду спать.

В ту же ночь, ближе под утро ему опять приснился сон с участием Дементьева. Но на сей раз это был совсем другой сон, чем прежде. А именно потому, что Дементьев был не один, а с товарищем, смутно знакомым Аугусту Бауэру; где-то они уже встречались, но Аугуст никак не мог вспомнить — где. А вспомнить было необходимо, потому что товарищ Дементьева явился в роли старшего: это было сразу понятно. Этот товарищ, гладко выбритый, седой, аккуратно причесанный и одетый в очень чистый костюм белого цвета с орденом Трудового Красного знамени на груди, обернулся к Аугусту и стал ему широко улыбаться. «Вы меня знаете?», — спросил его Аугуст. «Конечно, — ответил тот, — и Вы меня тоже знаете». — «Неправда, — возразил Аугуст, — я не помню, чтобы мы были с Вами знакомы». — «Не валяй дурака, Андрей, — вмешался Дементьев, — конечно, ты его знаешь. Присмотрись-ка!». Аугуст стал присматриваться, и вдруг его осенило: «Так это же я сам и есть. Правильно?». — «И правильно, и неправильно одновременно, — засмеялся седой человек, — потому что Вы — Аугуст Бауэр, и я тоже — Аугуст Бауэр: ну, вспомнили теперь?». И тут Аугуст вспомнил: ну конечно же: это Аугуст Бауэр с фотографий Людмилы: это отец Людмилы, тесть Федора, герой целины, российский немец из села Гуссарен. Дальше сам Аугуст Бауэр как будто то ли раздвоился, то ли наблюдал со стороны за встречей двух других Аугустов Бауэров. «Наконец-то мы встретились, — сказал тот Аугуст, который был раньше Хромовым, а то я уже давно хочу поговорить с Вами об одном важном деле…». — «Я знаю о чем, — ответил другой Аугуст, — Вам нужно решить одно уравнение (тут Аугуст из Гуссарен подмигнул Аугусту-Хромову), а оно не решается, правильно?». — «Да, правильно, — согласился Аугуст-Хромов. «Так вот, — сказал Аугуст-первый, — я обратился в одну специальную Академию — пока, из соображений секретности я не уполномочен сообщить Вам как она правильно называется, и там Ваше уравнение с помощью компьютера решили. Оно решено с положительным для Вас результатом. Об этом я и прибыл Вам рассказать. А Вашему другу Дементьеву я уже все объяснил. Он очень сожалеет, что не зная всех обстоятельств дела, третировал Вас все это время и мучил Вас своими обвинениями. Все обвинения с Вас отныне сняты. А Дементьев готов извиниться перед Вами. Сергей Петрович, подойдите к Аугусту Бауэру и помиритесь. Подайте друг другу руки и обнимитесь». Аугуст Бауэр с восторгом в сердце двинулся обниматься с Дементьевым, который уже шел ему навстречу, широко раскинув руки. Аугуст обнялся и расцеловался с Дементьевым, но другой Аугуст уже торопил: «Все-все: нам пора… Ах да, чуть не забыл: Константину вот этот прием покажите — он с ним всегда будет побеждать, — и Аугуст Бауэр из Гуссарен сделал какое-то очень хитрое движение рукой, которое Аугуст несколько раз успешно повторил. «Отлично, — похвалил его исходный Бауэр, — а теперь затренируйте хорошенько, чтобы не забыть, а то проснетесь когда, то ничего уже помнить не будете…». И Аугуст Бауэр стал усиленно тренироваться и проснулся. Несколько раз еще врезал он темноте хитрым хуком правой-левой, пока не сообразил, что уже не спит больше, а лежит на спине в своей кровати. Тогда Аугуст проснулся окончательно и стал хохотать. А потом, отсмеявшись, долго еще лежал в светлой ночной темноте с ощущением невероятного счастья в сердце: все, уравнение решено! Он оправдан Высшим Судом с формулировкой: «Делал в жизни преимущественно Добро».