Венди Холден - Нелады со звездами

— Совершенно верно. Что ж, увидимся за ужином. Полагаю, вы хотите понежиться в ванне. — Перегрин скрылся в полумраке, направившись к двери. — Ужин в восемь вечера в обеденном зале.

Белинда кивнула. Понежиться в горячей ванне будет как нельзя кстати. А после этого можно нацепить боевые доспехи. В чемодане от «Боттеги», бесцеремонно брошенном Перегрином, лежало вечернее платье от «Версаче», сидевшее на ней просто идеально, как чешуя на хвосте русалки. Помахивая сумочкой с туалетными принадлежностями от «Джейд Джаггер», Белинда вышла в коридор, удовлетворенно вспоминая благоговейный восторг, с которым взирала на платье ее домработница.

— Какой оно красивый, Белинда! — выдохнула бестолковая дура, почтительно заворачивая платье в бумагу.

— Мадам Белинда, — резко поправила ее Белинда. — Еще бы ему не быть красивым! Тебе на него не заработать и за десять лет.

При виде ванной комнаты с огромной ванной на чугунных лапах она испытала прилив восторга. В ванне должен спокойно поместиться мужчина семи футов роста в цилиндре — Белинда вспомнила, что читала об этом в «Салфетках и любезностях». Правда, с тем, чтобы наполнить эту громадную цистерну, возникли определенные проблемы. Выкрутив полностью краны, Белинда добилась лишь тоненькой, едва теплой струйки неприятного желтоватого цвета, к тому же сопровождавшейся отчетливым запахом сероводорода. Что ж, в таком случае она высыпет в воду всю соль для ванны. И только осуществив свое намерение, Белинда обнаружила, что выцветшая надпись на изъеденной ржавчиной банке гласит: «Комет».

Стараясь не обращать внимания на неприятный зуд по всему телу, Белинда вернулась к себе в комнату. Увидев эмалированный резервуар, расписанный облупленными цветами, она поняла, что Перегрин не шутил, говоря про ночной горшок.

Без десяти минут восемь Белинда, так и не поборовшая зуд, несмотря на целый флакон увлажняющего крема, стояла в полном одиночестве перед громадным пустым камином. Из всех комнат, куда она заглянула во время долгих и утомительных поисков, эта больше всего походила на обеденный зал. Полуобвалившаяся резьба на каминной полке изображала — по крайней мере, когда-то — рыбу и дичь, и здесь имелся стол, правда, покрытый толстым слоем пыли. Белинда коротала время, стараясь вспомнить правила поведения за столом из «Салфеток и любезностей».

— Никаких вилок, — бормотала она про себя. — Спаржу едят руками. Все слова французского происхождения — дурной тон. Значит, не круассаны, а булочки. И нельзя составлять грязные тарелки в стопку, так как это говорит о том, что ты привык обходиться без прислуги.

Без пяти восемь. До сих пор никаких признаков прислуги и тем более столовых приборов не наблюдалось. Впрочем, Белинда и без того с наслаждением предавалась лицезрению длинного стола. Несмотря на сплошное покрывало пыли, он говорил о щедрых аристократических трапезах, с огоньками бесчисленных свечей, пляшущих на сервизах из севрского фарфора и на столовом серебре. Однако до сих пор посуда на столе так и не появилась, а единственным освещением были последние отблески умирающего дня за окном. Не было видно и щедрых аристократов, но, несомненно, Уайффы уже в пути. Или они тоже заблудились в коридорах?

— Надо говорить «зелень», а не «овощи», — пробормотала Белинда, гадая, как в таком случае разобрать, что попросил тебя передать сосед — цветную капусту или шпинат. А спаржа относится к овощам?

— А вот и я, — внезапно послышался голос Перегрина, шагнувшего из полумрака коридора в полумрак обеденного зала и поставившего на стол коричневый пластмассовый поднос — судя по всему, позаимствованный в столовой для бездомных, с ужасом подумала Белинда.

Она также недовольно отметила, что Перегрин не переоделся к ужину; похоже, он был в том самом костюме, в котором встречал ее на станции, но только натянул поверх пиджака теплый шерстяной свитер. Впрочем, так и должно быть, с облегчением подумала Белинда. Сын и наследник лорда Уайффа, Перегрин принадлежал, согласно «Салфеткам и любезностям», к высшей аристократии, поднявшейся так высоко, что уже можно было не придерживаться правил этикета.

— Что-нибудь выпьете? — Перегрин указал на поднос с тремя банками пива и стаканом мутной жидкости, на поверхности которой дохлой рыбой плавал скукоженный ломтик лимона. — Я принес вам джин с тоником. А сами мы будем пить пиво.

— Но почему? — Белинда ненавидела пиво, как ненавидела всю связанную с ним в ее представлении культуру рабочего класса, собачьих бегов и кованых сапог. — Оно же такое ужасное, вы не находите?

— Ну, зато оно гораздо дешевле вина, а ко вкусу со временем привыкаешь.

Дешевле. Белинда подняла брови. «Не пора ли переменить пластинку?» — раздраженно подумала она. До чего же Уайффы прижимисты! Это уже выходит за всякие рамки. С другой стороны, среди миллионеров — надо надеяться, миллиардеров — скупость — распространенное явление, так что и в этом Белинда нашла некоторое утешение. В конце концов, лишь невероятной скаредностью Уайффов можно объяснить все то, что она видит вокруг. Запущенное состояние, в котором находится особняк. Отсутствие отопления. Даже четыре круглые циновки, которые сейчас вытащил из серванта Перегрин вместе с горстью гремящих пластмассовых ножей и вилок, бумажных салфеток и пакетиков с солью и перцем.

— Это собирают для нас друзья и знакомые, — виновато улыбнулся Перегрин. — Помогает экономить уйму денег на посуде.

Белинда кивнула. Несомненно, эксцентричность аристократии. Надо надеяться, еда окажется вкусной. Тушеный заяц, дичь, свежая рыба.

Как раз в этот момент в дверях появилась женщина с пластмассовой миской и половником. Увидев Белинду, она широко улыбнулась. Та в ответ мрачно нахмурилась. Подумать только, какая наглость! Ну да ничего, когда парадом будет командовать она, слуги будут улыбаться только после того, как на них посмотрят с улыбкой.

— Мама, — сказал Перегрин, — это Белинда. Белинда, это моя мать.

Чтобы не упасть, Белинда ухватилась за край стола. Его мать?

— Здравствуйте. — Леди Уайфф опустила поднос на стол. — Мы очень рады вас видеть.

Не успела Белинда прийти в себя, как в дверях появился шаркающий ногами сутулый мужчина в потертом твидовом пиджаке. Каких-нибудь пару минут назад она приняла бы его за лесничего. Или скорее за садовника в услужении у лесничего. Но, пожимая трясущуюся руку, испещренную синими прожилками, Белинда с ужасом поймала себя на том, что смотрит в слезящиеся, косые голубые глаза, точную копию глаз Перегрина.

— Мой отец.

— Привет, — добродушно поздоровался лорд Уайфф. — Должен сказать, мы с нетерпением ждали встречи с вами. Журналистка, берущая интервью у знаменитостей! Какая, должно быть, у вас прекрасная работа. Вы вращаетесь в высоких кругах.