Алексей Иванов - Земля — Сортировочная (сборник)

— Это ребенок, — наконец сказал Андраковский.

— Он нас убьет, — прозорливо промолвил Катарсис. Андраковский помолчал.

— Значит, мы должны убедить его в его же неправоте, — убежденно сказал он через минуту.

— Ага! Испугались! — закричала Милора. Катер, что до этого момента уходил на всех парах, вдруг сбросил скорость и лег в свободный дрейф. Видимо, понял, что ему не уйти.

— Перестреливаться будем? — спросила Милора.

— С кем? — посмотрел на нее Даниил. — Они же сдаются!

Артем быстро пролистал справочник по навигации, до реформы Синайской конференции, — россыпь огней, что горела на корме врага, действительно означала сигнал о капитуляции.

В черном выпуклом аквариуме иллюминатора быстро росла приближающаяся «Большая Медведица». Даниил, осмелев, сделал крут и мягко подвел «Аввакум–2» к торчащему, словно рука для рукопожатия, буферу стыковочного узла.

— Берем бластеры, — сказала Милора.

Через десять минут дети, поставив оружие на боевой взвод, шагнули в шлюзовую камеру пиратов. Створки прохода с шипеньем разъехались, и в прямоугольнике света дети увидели три фигуры: угловатого старого робота, высокого худого человека и здоровенного сутулого детину. Бластеры моментально уставились на них, как стрелки компаса на север.

— Руки вверх! — сказал Даниил. Все трое послушно подняли руки.

— Вы пираты? — с надеждой спросила Милора.

— Нет, — честно соврал Андраковский и улыбнулся: — Здравствуйте, дети!

— Руки не опускать! — велела Милора.

— То есть как это не пираты? — удивился Даниил.

— А что вы имеете в виду? — миролюбиво поинтересовался Андраковский.

— Под термином «пираты» мы подразумеваем разумных существ, совершающих грабежи с целью наживы, — разъяснил Даниил.

— Ну какие же мы пираты! — малость покривил душой Андраковский.

— А кто вы?

— Художники, — ни с того ни с сего брякнул Катарсис.

Андраковский немного помолчал и сказал:

— Да–да.

— Сегодня было совершено бандитское нападение на лайнер «Аввакум» с Земли, — сказал Даниил. — Никого, кроме вас, в окрестностях нет.

— Странно! — изумился Катарсис,

— Гы–ы!.. — засмеялся Бомбар, посмотрел на Андраковского и снова стал строгим.

— Вы пройдите, осмотрите, — пригласил маэстро детей. — Не стесняйтесь, дело–то серьезное…

Даниил помялся, оглянулся на молчащих Милору с Артемом и неохотно согласился:

— Ладно, ведите… Но руки не опускать! Под конвоем детей, не опуская рук, Андраковский прошел по «Большой Медведице» и, кивая головой, надежно доказал, что никаких криминальных пиастров и дукатов, изумрудов и бриллиантов в отсеках и трюмах катера не содержится.

— Все равно подозрительно! — шепнула Милора Даниилу, но Даниил мрачный, как гроза, только показал кулак Артему.

— Да не мог я упустить! — отчаянным шепотом крикнул Артем.

— Ладно, руки–то это… — хмуро сказал Даниил пиратам. — Обознались.

— Ничего, — успокоил Андраковский. — Может, тогда чайку?..

— Некогда, — вздохнул Даниил и метнул в Артема тяжелый, испепеляющий взгляд.

— Давайте–давайте! — живо сказал Артем. Обняв Даниила и Артема за плечи, Андраковский повел всех в рубку. Бомбар притащил стол, отодвинул мольберт, расстелил скатерть; Катарсис принес из кладовки самовар и чашки, вытащил из шкафа огромный пряник и поставил кипятить воду. Все расселись вокруг стола.

— А что, ваш корабль сильно пострадал от пиратов? — осторожно поинтересовался Андраковский. — Может, помочь?

— Не знаю, — пожал плечами Даниил. — Мы решили сперва бандитов обезвредить.

— А где… — маэстро помялся. — Где ваши родители?

— Их пираты усыпили, — ответила Милора. — Там и спят, на звездолете.

— Значит, вы в одиночку полетели? — Андраковский покачал головой. — Думаете, справитесь?

— А что? — вызывающе спросил Даниил.

— Нет–нет, — быстро сказал Катарсис. — Ничего абсолютно!

— А почему вы считаете, что вы вправе наказывать этих несчастных? — печально полюбопытствовал маэстро.

— Возраст здесь ни при чем, — отрубил Даниил. — Мы — представители более высокоразвитой и гуманной цивилизации, поэтому имеем право.

— Конечно, так, — неохотно согласился Андраковский. — Но…

— Это логика воинствующей добродетели.

— Понятия добра и зла очень относительны. Нужен богатый опыт, чтобы верно разобраться.

— Все равно ни у кого нет морального права грабить.

— Но это же не детское дело — карать за проступки. Я всегда считал Землю очень гуманной планетой! У вас, кажется, был даже какой–то Христос, который завещал прощать падших.

— Христос — это легенда, бывший бог. И примитивно под гуманизмом понимать всепрощение.

— А милосердие? Будьте милосердны, дети! Вы идете по зыбкой трясине! Вам надо учиться милосердию и чуткости! Чутко надо подходить, чутко!.. Может, вас плохо воспитывают?

— Наши понятия о нравственности вполне сформировались, чтобы мы могли принимать самостоятельные обдуманные решения и строить свои отношения с людьми на объективных предпосылках! — громко, зло и официально заявил Даниил.

Андраковский ухватил себя за подбородок. Рассуждения этого маленького, самоуверенного землянина брали Я верх над его смутной системой человеколюбия, где одно противоречило другому, где творились письма для будущего и совершались грабежи. Катарсис разлил чай по чашкам, и Даниил, взяв чашку в обе руки, стал дуть, смешно округляя щеки. Милора грызла пряник, роняя крошки, и Артем краснел от стыда за нее и толкал ее ногой Под столом.

«В чем же загвоздка? — думал Андраковский. — Где проходит та эфемерная линия, что не бросает доброго и гуманного по натуре человека — а ведь даже давний воспитатель маэстро пират Параллакс был добр по–своему! — из одной крайности в другую? Где та система воспитания, что учит сильного, мужественного и стойкого землянина быть милосердным, чутким, умеющим прощать? А может, он и не прав вовсе? Может, это и есть доброта — объективная, целесообразная, расставляющая всех по местам и насылающая возмездие?»

Но пока Андраковский думал, в пустоте по направлению к двум катерам несся третий. Это разъяренный Аравиль Разарвидзе случайно обнаружил не подающий признаков жизни «Аввакум», а в нем — спящий экипаж и записку Даниила.

— Шакалы! — шипел Аравиль, форсируя скорость. — Гнусные твари! Подонки!

Катер трясся, двигатель ревел. На экранах иллюминаторов уже вырисовывалась страшная картина: беззащитные дети попались в плен к пиратам. Два состыковавшихся катера, словно вампир и его жертва.

И уютную тишину чаепития вдруг разорвал грохот включившегося динамика.

— Подлый пират, оборотень, садист! — заорал голос Аравиля. — Отпусти детей, слышишь, мерзавец!