Леонид Левонович - Ветер с горечью полыни

Секретарша доложила по телефону, что пришла Бутримович. «Пусть заходит», — коротко ответил он. Подумалось, что и секретарша относится к нему без прежнего уважения, не зашла в кабинет, а сообщила по телефону, мол, не велик пан секретарь обкома.

В кабинет вошла высокая полногрудая женщина с большими серыми глазами, глянула как-то настороженно, поздоровалась приятным мелодичным голосом, села на предложенное кресло. Сперва она прижала к ногам широкую юбку — и сделала это красивым, грациозным движением, а потом мягко опустилась в кресло.

— Вы ж записались вдвоем…

— Да. Муж не смог. По уважительной причине. Знаете, как теперь бывает. С утра напился — день свободен. Просила, молила, ради Бога, не пей, потерпи. Нет, не выдержал. Сам же посоветовал сходить к вам. Как-то вы у них выступали. Ну, в университете. Ему понравилось ваше выступление. Поверил он. Ну, что вы поможете…

Женщина смолкла. Будто осеклась или испугалась того, о чем сказала незнакомому человеку.

— А в чем суть? Чем я могу помочь?

Взволнованно, с повторами, с перескоками с одной темы на другую, вот о чем рассказала женщина.

Валентина с детства любила музыку и пение. Окончила музыкальное училище, преподавала музыку и пение в школе. Была веселая. Заводная. Всюду — душа компании. Вышла замуж за физика, молодого преподавателя университета Юрия, который окончил аспирантуру, готовил кандидатскую диссертацию. Родился сын, потом — дочь. Казалось, семья счастливая, дружная, все идет как надо. Дети подрастали, Валентина все чаще ощущала неудовлетворенность жизнью. Неудовлетворенность мужем. Ей хотелось ласки, нежности, а муж уткнет нос в книги, конспекты, то дома сидит, а то на целый вечер уходит в библиотеку. Нашла Валя любовника. Потом второго. Третьего. И все было мало. Жажда любви не давала роздыха…

Видимо, Андрей Сахута очень внимательно слушал, сочувственно качал головой, поскольку женщина этак разговорилась, ее потянуло на такую искренность и открытость, что он готов был покраснеть. И в глубине души чувствовал себя неловко, потому что никогда ничего подобного не слышал от женщины.

— Вы можете не верить. Но порой я места себе не находила. Так хотелось побыть с мужчиной. Тогда и нарушилась моя психика. И оказалась в психбольнице. Дети — школьники. А у матери крыша съехала. Юрий и за детьми смотрел, и ко мне почти ежедневно прилетал.

«Вот почему ты такая открытая и искренняя. Разве ж нормальный человек о таком скажет?» — подумал Андрей, всем своим видом показывая сочувствие и внимание.

— И так продолжалось несколько лет, — рассказывала женщина дальше. — Диссертацию Юрий так и не защитил. То дети были маленькие. А то жену пришлось спасать. И он спас меня. Помалу я успокоилась. Как люди говорят: перебесилась. Дали инвалидность. Пенсию назначили. Дети выросли хорошие. Сын окончил юрфак. Теперь занялся коммерцией. Дочка — врач-стоматолог. Вышла замуж. Сына имеет. Муж — заботливый, трудолюбивый. Не пьет, не курит. Живут душа в душу. Все кажется, хорошо. Одна беда — Юра мой втянулся в водку. Да уж так распился. На собачий хвост. Ректор предупредил: еще раз попадешь в вытрезвитель — выгоню. Выходит, я сломала ему жизнь. Меня вытащил из ямы. А сам туда свалился. Гибнет на глазах.

— Ну, зачем вы так? Иметь хороших детей — разве это не радость? Это важней любой диссертации. Вы все понимаете, все делаете, чтобы спасти его.

— Я готова жизнь ему отдать, — сквозь слезы исповедовалась женщина. — слушайте дальше. Решили мы построить в деревне дом. Разрушили старый. Юра и не притронулся ни к чему. Наняла людей. Сын дал денег. Уже накупила пиломатериалов, кирпича, цемента. У меня столько энергии. Желания. Могу горы свернуть. И всюду одна. Все сама. Не хочет муж помогать. Бог с ним. Не лежит у него душа к этой стройке. Он говорит: я устал жить. Понимаю. На его долю столько свалилось забот. Пришлось крутиться как Марку по пеклу…

«Вот тебе ГКЧП. Человеческая драма», — грустно подумал Сахута, понимая, что он бессилен помочь. Ректор новый, малознакомый, да и сколько может терпеть любой ректор? Секретаря парткома знает лучше, а что может сделать тот? Позовет на беседу. Пожурит. Человек послушает. Выйдет от него и снова напьется. Как не выдержал сегодня…

— Со стройкой я справлюсь. Но тут выскочила проблема. Председатель сельсовета уперся: ставь дом на месте прежней хаты. А я хочу поставить новый дом напротив. Через дорогу. Место там свободное, более высокое. А дом я хочу с этой… масандрой. От, черт ее дери, все путаюсь — с мансардой. Приедут дети, внуки. Чтобы хватило всем… А где стояла старая хата — место низкое. Там такие помидоры будут расти! Загляденье! Может бы вы позвонили в райком или райисполком? Неужели это неразрешимая проблема?

— Это мы решим, — повеселел Сахута. — Знаю там районное руководство. Думаю, это уладим. Валентина Игнатьевна, мне кажется, ваша энергия, ваше желание построить дом для внуков должны заинтересовать и мужа. Депрессии приходят и уходят. Жизнь побеждает. Ваша любовь должна победить. Он спас вас, а теперь вы спасете его. Ну, понятно, понадобится и терпение, и любовь, и нежность. Недавно в одной газете прочитал, что поцелуи очень полезны. Так вот. Я и подумал: наши родители газет не читали, а про поцелуи все знали. Я уверен, что у вас все наладится.

— Ой, Андрей Матвеевич, знаете… Ну, как вам сказать? Я всегда хотела, чтобы в семье был лад. Да не получается. А теперь у меня больше уверенности. Вы вернули мне веру. Я вам очень благодарна. Время теперь смутное. Неизвестно, что случится завтра. Пускай и у вас все будет хорошо.

Валентина поднялась, высокая, красивая, полная женской привлекательности. Никак не верилось, что это бывшая штатная пациентка психбольницы. Она хочет построить дом, чтобы доказать всем, что не дура, не «чокнутая», а нормальная, практичная, хозяйственная. И, как раньше, красивая.

Как только она вышла, Андрей бросился к телевизору: а вдруг в Москве что произошло. Но тут же открылись двери — вошел высокий сутуловатый мужчина в очках, седовласый, с красным обветренным лицом. Художник Виктор Грищенко. Сахута знал его уже давненько. Они познакомились, когда Андрей работал в райкоме. Однажды долго беседовали, когда возвращались с семинара из Слуцка. Года два назад, видимо, по команде из Москвы, местные идеологи начали возить творческую интеллигенцию в передовые колхозы, в лучшие районы, чтобы творцы своими глазами увидели высокие достижения социализма с человеческим лицом.

С первым семинаром, который проводился на Брестчине, случился курьез. Пригласили многих известных литераторов, художников, артистов, режиссеров. Семинаром должен был руководить сам первый секретарь ЦК. Все приглашенные охотно согласились поехать на Брестчину, список получился слишком длинный. Когда его положили на стол первому, он поморщился, нахмурился, заерзал в кресле, будто оно стало жестким, и коротко приказал: «Подкоротить!» Вот тогда Виктор Грищенко и позвонил в обком Сахуте: