Леонид Левонович - Ветер с горечью полыни

Ему показалось, что Ада была как никогда нежной. Нет, не показалось, так было на самом деле. «Долгая разлука — нежности порука», — подумал Андрей и сам удивился, что получилось в рифму. Особую остроту чувствам придавало понимание: это последняя ночь года.

После бурных объятий у Ады даже вырвалось признание, что он помолодел, окреп, похоже, радиация способствует потенции.

— Есть еще порох, — довольно улыбнулся Андрей.

— О, милый мой, у тебя целый пороховой склад.

Обычно Андрей Сахута вставал рано, но в последний день года проснулся поздно. Дал себе послабление, лежал, думал, кому позвонить, что подарить внуку, жене, дочке. Надя с Толиком переехали к ним недавно, свою квартиру сдала некой фирме. Ада советовалась с ним по телефону насчет этого переезда, понятно, он возражать не стал.

— Что тебе купить, Ада? Все-таки Новый год, — спросил он во время завтрака.

— От, не беспокойся. Сегодня что-либо купить — проблема. Людей всюду полно. Для меня лучший подарок — ты сам.

Короткий зимний день промелькнул незаметно. Посоветовавшись с Надей, купил внуку санки. Под вечер обновили их: катались с невысокой горки во дворе. Толик наслаждался подарком, раскраснелся, как снегирь, сам затягивал саночки на горку, отталкивался и скатывался вниз. Дед Андрей ходил по двору, посматривал на освещенные окна домов, в некоторых сквозь оконные стекла мерцали разноцветные лампочки на елках.

Что бы ни творилось на свете, какие бы драматические события ни происходили, Новый год приносит надежду на лучшее. И каждому хочется верить, что надежды оправдаются.

Вечером Андрей смотрел с внуком «Калыханку», потом читал ему сказки. Малыш внимательно слушал, затем начал зевать, дед подумал, что внук вот-вот заснет, а тот вдруг спросил:

— Деда, а в твоем лесу много елок?

— О, еще как! Потому что лес там большой. Там течет река Беседь. В деревне над рекой жили твои деды и прадеды.

— Так ты ж мой дед. А прадед это кто? Он меня знает?

— Мой отец Матвей — это твой прадед. А моя мама Катерина — в деревне ее звали Катерой — твоя прабабка. Их уже нет. Они состарились и умерли. От, как-нибудь летом съездим на мою родину. Ты должен знать, где жили твои предки. Там, правда, сейчас радиация. Чернобыль. Но мы его победим.

— А ты видел радиацию? Она что, вся черная?

— Радиацию увидеть нельзя. Она в земле, в воде. Вот, как соль или сахар растворяется в воде, так и радиация. Только она вредная для человека.

— Раз она вредная, так зачем человек ее придумал?

Вопрос поразил Андрея Сахуту своей логичностью. Он начал объяснять, что с помощью атомной энергии человек вырабатывает электричество, иначе в квартире было бы темно, на улицах не горели бы фонари, не ходили бы по рельсам трамваи. Толик слушал внимательно, хоть и не все, видно, понимал. Вдруг он сказал:

— Деда, а я не хочу умирать. Раз родился человек, так пусть живет и живет.

— Правильно, внучек. Мы будем жить. И мама твоя, и бабушка. Все будем жить. Наперекор всякому лиху.

— А волки есть в твоем лесу? — неожиданно спросил Толик.

— Есть. Но волки не такие страшные, как про них пишут. Человека они боятся. В лесу полно птиц.

Андрей перевел беседу на птиц, чтобы не пугать малыша: разговор перед сном про волков не очень-то успокаивает дитенка. Он перечислил, какие птицы живут в лесу, говорил неторопливо, приглушенным голосом.

— А теперь, внучек, они все спят. Синички попрятались в свои дуплянки, сороки дремлют под еловыми ветвями, воробьи забились под стрехи. Все, все спят. Даже ветер устал за день, прилег под высокой елью, вздыхает, ворочается и тихо-тихо засыпает…

Андрей заметил, как постепенно веки малыша будто слипались, дыхание сделалось ровным, глубоким. Сон сморил маленького мыслителя. Он смотрел на внука и почувствовал, что глаза повлажнели, он готов заплакать. Тревожное ощущение овладело им: что ждет в жизни этого маленького человечка? Растет он без отцовской ласки. «Какой мерзавец, — подумал о бывшем зяте, — бросил такое дитятко. Я должен заменить ему отца. Поднять его на крыло». А еще подумалось: жить нужно долго, чтобы дождаться правнуков.

Петро и Ева приехали часа за два до Нового года. Давние приятели придирчиво оглядели друг друга, особенно присматривался Петро: будто искал отпечаток радиации, следы пережитого на лице, во всей фигуре. Убедился, что друг малость похудел, постарел, стал более спокойным и сдержанным, даже говорить стал медленнее.

Еще с большей придирчивостью оглядывали друг друга женщины. Особенно присматривалась к гостье хозяйка, поскольку Ева была моложе аж на шесть лет. Хоть ты, голубка, и моложе, подумала Ада, но постарела ты сильней меня и потолстела больше. Прибавил веса и Петро, но свою «мозоль», как он выразился, не прятал и не стыдился ее.

— Ты молодцом, Андрей. Стройный, поджарый. Вот, что значит работа на свежем воздухе. А я сижу, будто крот, над рукописями. Света белого не вижу. Брюхо растет, хоть и зарядку делаю. И в бассейн хожу. Утром по выходным дням бегаю.

— Приедь ко мне на месяц. Устрою егерем. На глазах твоя мозоль спадет.

Гости раздевались, тихонько беседовали, поскольку Андрей без излишней дипломатии предупредил: маленький Толик заснул. Потом сели за стол. Пили за старый год.

— Хоть Коза и наломала дров, но, может, все наладится. Утрясется, уляжется, — Петро оглядел застолье, глянул на Андрея, будто просил разрешения сказать тост. — Развал Союза затронул миллионы людей. Верней, сломал судьбы миллионов. А затронул всех, как раньше писали и говорили, всех советских людей. Мы выросли при этой власти. Мы — ее дети, — Петро помолчал, вздохнул. — Дорогой мой дружище, Андрей, тебе, пожалуй, пришлось пережить больше всех.

— Почему больше всех? Я так не думаю, — возразил Андрей. — Давайте выпьем за старый год.

— Нет, прости, дай мне закончить. Я перешел с одной должности на другую по своему желанию. Причем теперь имею больший оклад. А ты с высокой должности грохнулся на землю. С такой выси да в радиационную зону. Я укоряю себя, что не всегда поддерживал… И тут Ада Брониславовна — молодчина. Она обеспечила тыл.

Никто не заметил, как покраснела Ада — она лучше всех знала, что думала о муже в те дни после ГКЧП. И не только думала, а и говорила. И не раз, и не два бросала в лицо обидные, оскорбительные слова «партийному болтуну», который ничего не выслужил у государства и партии, вынужден был ехать в радиационную зону рядовым лесничим.

— Ну, и я иной раз ошибалась. Я была против, чтобы Андрей ехал в зону. Здоровье — дороже всего. Ну, однако, слава Богу, все налаживается. В райцентре радиации меньше. И должность солидная. Главный лесничий — один на весь район, — с гордостью сказала Ада. — С этой должности можно и в Минск прыгнуть. И я бы хотела, чтобы это случилось как можно скорей.