Джудит Леннокс - Зимний дом

Хью приехал в три часа дня. Они гуляли в саду, смотрели, как Тедди гоняет белок, а потом пили чай в оранжерее. Он уехал около восьми вечера, после чего Майя неделю прожила спокойно. Хью приезжал к ней еще два воскресенья подряд; затем она по традиции уехала за город. А еще через неделю случилось самое страшное.

Когда Майя вернулась домой, ее ожидало одно-единственное письмо. По субботам она часто работала допоздна: всегда требовалось проверить какие-то цифры, просмотреть гроссбухи… Обычно Майя уходила из магазина последней. Когда она поужинала и взяла с подноса письмо, было уже десять часов; в доме не осталось никого, кроме хозяйки.

Майя наполнила стакан и вскрыла конверт из дешевой оберточной бумаги. Тедди прыгал у ее ног, настойчиво требуя внимания. В конверте лежал сложенный листок бумаги. Майя подняла бокал и развернула его.

«СУКА».

Стакан выпал из внезапно онемевших пальцев и разбился. С листа на Майю смотрело одно слово, напечатанное черными заглавными буквами. Она услышала собственный стон.

Впоследствии она не могла вспомнить, сколько времени простояла на месте. Помнила только, что порвала письмо на мелкие клочки, бросила их в камин, а потом побежала в чулан за совком и веником, встала на четвереньки и начала сметать с пола осколки. Затем нашла в коридоре съежившегося от страха Тедди, взяла его с собой в постель и пила джин, пока не рухнула на подушку и не заснула мертвым сном.

Она проснулась в полдень от жуткой головной боли. Горничная принесла ей черный кофе. Когда Майя наконец встала и приняла ванну, в голове у нее стучал паровой молот. Она надела первое, что попалось под руку, — старые брюки и свитер, связанный Элен. Когда раздался звонок в дверь и горничная доложила, что пришел мистер Саммерхейс, Майя почувствовала облегчение и недовольство одновременно. Зеркало, висевшее в гостиной, без слов говорило, что она выглядит ужасно. Времени осталось только на то, чтобы пригладить волосы руками.

— Хью, дорогой! Как я рада тебя видеть!

Она повела себя как прежняя Майя: потащила его наверх, чтобы показать недавно купленную лакированную ширму, повела в сад полюбоваться живой изгородью… Но увидев на его лице недоумение и боль, перестала смеяться и болтать и остановилась рядом с клумбой, на которой росли пунцовые бегонии.

— Майя… — сказал он. — Мне уйти?

Она видела, что Хью говорит серьезно. Если бы он ушел и оставил ее одну, Майя этого не вынесла бы.

— Нет, — прошептала она. — Хью, пожалуйста…

По щеке покатилась слеза, и Майя отвернулась.

— Если не хочешь говорить, что случилось, то зачем написала мне? — спросил он.

Майя ахнула.

— Просто мне было тоскливо одной…

— Тогда тебе следовало написать кому-нибудь из дюжин молодых людей, которые мечтают провести с тобой хотя бы полчаса. — Хью никогда не говорил с ней так резко. — А еще лучше — Элен или Робин.

— Элен бы не поняла, а Робин в последнее время со мной не разговаривает. — Майя дерзко повернулась к нему лицом. — Хью, тебе следовало понять, что Робин не нравится то, как я веду дела. Может быть, ты относишься ко мне так же? Может быть, все благородные социалисты Саммерхейсы не одобряют мои мерзкие капиталистические привычки? — саркастически спросила она.

На мгновение в глазах Хью вспыхнул гнев, не уступавший ее собственному. Но затем он усмехнулся и сказал:

— Ох, Майя… Я обожал бы тебя даже в том случае, если бы ты упекла всех моих родных в тюрьму.

Она заставила себя улыбнуться.

— Очень мило с твоей стороны, Хью, — сказала она, а потом взяла его под руку.

Когда они шли между кустов роз, Хью задумчиво промолвил:

— Как-то Элен сказала, что когда ты расстроена, то «сверкаешь». Она имела в виду, что когда тебе тяжело, ты становишься веселой, циничной и остроумной. Майя, ты сверкаешь уже несколько недель, но так и не говоришь мне почему. А мне это обидно. Это означает, что ты, как и все остальные, считаешь, что бедному старине Хью нельзя волноваться и расстраиваться.

Горечь, прозвучавшая в его голосе, удивила Майю. Она остановилась под аркой из роз и посмотрела на него снизу вверх.

— Дело не в этом, Хью. Совсем не в этом.

— Правда? Тогда скажи в чем.

— Понимаешь…

Майя снова подумала о письме и поднесла кулак ко рту, словно боялась того, что хотела сказать. Но она не могла позволить себе потерять еще одного друга.

— Вчера я получила письмо. Не могу сказать тебе, что там говорилось, но это было ужасно.

— Написано ядовитыми чернилами?

— Угу. И я подумала…

Она осеклась, не в силах рассказать о жутком страхе, который испытала вчера вечером.

— Что? Что, Майя?!

— Я подумала, что оно от Вернона, — с отчаянием сказала она.

«Сука, — говорил Вернон перед тем, как изнасиловать ее. — Шлюха».

Она пошла дальше.

— Хью, я знаю, что ты хочешь сказать. Что он мертв, что я устала, расстроена, испугана и поэтому вообразила себе, что видела его. Понимаешь, все это я говорила себе сама, говорила тысячу раз. Но в глубине души я не могу себя убедить. В том-то и беда.

— «Я бежал от Него по лабиринту собственного сознания…» — процитировал Хью.

— Верно. Только я бегу не от Бога, а от призрака. — Она снова прижала ко рту костяшки пальцев. — Хью, я даже подумывала о том, чтобы обратиться к религии. — Она попыталась засмеяться. — Но для этого я чересчур большая грешница, верно? Слишком большая.

«Мерчантс» начали покидать постоянные клиенты. Сначала их было один-два в месяц, потом больше. Их было слишком много, чтобы не обращать на это внимания, и слишком много, чтобы объяснять случившееся простым совпадением. Майя вызвала в кабинет Лайама Каванаха.

— Лайам, я получила письмо от миссис Хантли-Пейдж. — Майя придвинула ему листок бумаги. — Она имела у нас счет почти десять лет, а теперь пишет, что хочет закрыть его.

— Черт! — сдавленно выругался он.

Майя добавила:

— Шестое подобное письмо за неделю. И тридцать пятое за последние три месяца.

Лайам пожал плечами:

— Личные счета имеет лишь горстка покупателей.

— Но это наши лучшие клиенты. Мы не можем позволить себе потерять их.

— Они вернутся, когда поймут, что нигде не получат лучшего обслуживания. Не стоит волноваться, миссис Мерчант.

— Вы очень добры, Лайам. Но что, если они руководствуются не меркантильными соображениями, а чем-то другим? Это вполне возможно, не так ли?

Увидев взгляд его васильковых глаз, Майя вздохнула и сказала:

— Лайам, вы посещаете клубы, пивные, рестораны. Что там говорят обо мне?

Каванах встал и начал беспокойно расхаживать по кабинету.

— Ничего, — солгал он.

Она вынула конверт из ящика стола. Когда Майя вскрыла его сегодня утром, ее затошнило.