Джоди Пиколт - Идеальная жизнь

Через несколько минут Уилл легонько подтолкнул Касси к кровати. Она легла на бок, лицом к ребенку, а он лег рядом с ней. Она положила голову ему на руку, и они вместе следили за прерывистым дыханием Коннора. Уилл шептал ласковые слова на лакота, отлично зная, что Касси не сможет их понять, и фразу, которую, как он считал, уже давным-давно забыл. Он заснул, повторяя: «Waste cilake» — на языке сиу «Я люблю тебя», и не услышал последних слов, которые произнесла Касси перед тем, как задремала. Она смотрела на Коннора, на его вздернутый носик, на идеальные крошечные ноготки и чувствовала тепло тела Уилла за своей спиной, словно страховочную сеть.

— Нет, — пробормотала она, проглотив комок в горле, — ты не его отец.

Джозеф Стоящий на Солнце лежал ничком на засыпанном полынью полу в гостиной Доротеи и Сайреса, завернувшись в одеяло, расшитое звездами, и притворялся мертвым. Мебель вынесли во двор, поэтому места было достаточно даже за пределами окруженного лентами священного квадрата для зевак. Они сидели на полу, каждый спиной к одной из четырех стен. Касси узнала некоторых соседей. Остальные — просто поддержка во время этой церемонии yuwipi — распознавания и лечения болезней.

Уилл сжал ее руку. Коннор лежал в колыбельке — с тех пор как его забрали из больницы Рапид-Сити, лучше ему не стало. Пошел четвертый день — четвертый день не спадающей температуры, пугающих судорог и бесконечного плача. Когда вчера поздней ночью они подъехали к дому, на пороге ждала Доротея. Она подошла к грузовику и протянула руки к Коннору, чтобы Касси смогла выйти из машины. Потом поцокала языком и покачала головой.

— Ничего удивительного, — со знанием дела сказала она, — бледнолицый доктор таких болезней не вылечит.

Внук Джозефа, который иногда выступал в роли певца, сейчас исполнял песни yuwipi и бил в ритуальный барабан. Он стоял перед самодельным алтарем, на котором лежали череп буйвола, принадлежавший Джозефу, красный и черный жезлы, орлиное перо и олений хвост. В доме царила темнота, если не считать пробивающихся внутрь полосок лунного света.

У Касси кружилась голова — то ли от усталости, то ли от удушливого запаха полыни, ковром устилающей пол и вплетенной в волосы каждого зрителя. Уилл, который, как мог, постарался объяснить ей суть церемонии еще до начала, сказал, что полынь — священное растение, предназначенное для духов. Все знаки, которые они посылают Джозефу, представителю «мертвых» на земле, передаются через полынь.

Комнату наполнили ночные шорохи, тени и звуки. Звуки были высокими и неестественными, нечеловеческими, настойчивыми.

— Духи здесь, — сказал кто-то.

Этого голоса Касси раньше не слышала, но он был очень знакомым, возможно, даже принадлежал ей самой. Она почувствовала, как за ее плечом раздался громкий крик орла, и хотя открыла глаза, чтобы лучше видеть, не могла сказать, чья рука пустила через потолок цепочку звезд. Одной рукой она продолжала сжимать руку Уилла, второй держалась за ручку Коннора, как будто боялась, что его могут украсть.

Церемония завершилась, и Джозеф Стоящий на Солнце снял одеяло. Стряхнул полынь и свернул его, убрал все с алтаря, а после направился к Касси. Но прежде чем заговорить с ней, опустился на колени у колыбели. Он приложил ладонь ко лбу мальчика и схватил Касси за руку, чтобы она последовала его примеру.

Коннор был красным и потным, но при этом издавал негромкие, счастливые звуки — бальзам на материнское сердце. Температура упала. Потрясенная Касси повернулась к Джозефу.

— Úyelo . Его отец едет, — сказал шаман. — Как и ты, его тело сгорает от страха неизвестности.

За обветшалой занавеской, которая отделяла спальню от остальной части дома, бодрствовали Сайрес и Доротея. Они лежали на спине и, переплетя костлявые пальцы, смотрели в потолок.

— О чем ты думаешь? — шепотом спросила Доротея, чтобы не побеспокоить спящих в гостиной Касси, Коннора и Уилла. Она погладила Сайреса по плечу, чувствуя не морщинистую кожу и дряблые мышцы старика, а крепкие мускулы, которые запомнила с молодости.

— О том, как впервые к тебе прикоснулся, — ответил Сайрес.

Доротея зарделась, шлепнула его по руке, но улыбнулась.

— Ты сумасшедший старый дуралей, — пожурила она.

— Раньше я ночами не спал, думая, как отделаться от твоей бабушки, — признался Сайрес. — Она всюду следовала за тобой.

— Понятно, — протянула Доротея, — что не давало тебе спать.

Неожиданно Сайрес засмеялся. Доротея придвинулась к нему, ее волосы разметались по его груди, и ладонью прикрыла ему рот.

— Ты что? Хочешь их разбудить? — прошипела она, но Сайрес продолжал смеяться.

— Только что вспомнил, что ответила старуха, когда я попросил совета, как обратить на себя твое внимание. — Он привстал на локте. — Она ответила, что ее муж в ее честь убил буйвола.

— В тридцатых годах уже никаких буйволов не было, — с улыбкой прошептала Доротея.

Сайрес тоже улыбнулся.

— Твоя бабушка ответила, что это мои проблемы, а не ее. — Оба засмеялись. — Но однажды она заснула, и я смог тебя целовать, — сказал Сайрес.

Он наклонился и убрал со лба Доротеи волосы — совсем как в первый раз. Потом коснулся губами ее губ.

— Она не спала, — прошептала Доротея. — Она сама призналась мне на следующий день. Сказала, что устала от того, что ты постоянно крутишься рядом, и решила, что лучше ускорить события.

Сайрес удивленно посмотрел на нее.

— Я думал, она меня ненавидит, — признался он.

Доротея засмеялась.

— Не без этого.

Они лежали, смотрели в потолок и прислушивались к симфонии сов на улице. Доротея снова нащупала руку Сайреса и переплела пальцы с его пальцами. Подумала о Касси, для которой время тянется, как пожизненное заключение, пока она ждет приезда мужа. Пожилая женщина задумалась о том, насколько бы отличалась жизнь бледнолицей девушки, если бы она родилась лет сто назад, как бабушка Доротеи, и если бы этот Алекс соблазнил ее под одеялом из шкуры буйвола, — никто бы и помыслить не мог о насилии, потому что это противоречило отношениям в племени.

Сайрес сжал руку жены, как будто прочел ее мысли.

— Тогда все было намного проще, — сказал он.

Доротея повернулась к мужу и уткнулась ему в плечо, чтобы он не видел, что она едва не расплакалась.

— Верно, — прошептала она.

Доротея не сказала, почему осталась дома, а не пошла на следующий день на работу в кафетерий. Но Касси и так все поняла по тому, как пожилая женщина сидела в кресле-качалке рядом с ней на пороге и ждала — это была молчаливая поддержка.

Она поняла, что время пришло, когда сразу после обеда Доротея ласково прошептала: «Koképe šni yo» — «Не бойся». Она стояла рядом с креслом Касси, и ветер трепал ее юбку, но когда у дома Быстрых Коней остановился черный «Форд Бронко», Доротея зашла в дом.