Андрей Цаплиенко - Экватор. Черный цвет & Белый цвет

“Я не отказываюсь, - говорю я команданте. - Но надо думать.”

Вдвоем мы думали до утра следующего дня. Но, видимо, Рокко, который здорово разбирался в деньгах и войне, ничего не понимал в авиации. Одно он твердил, уперев свои жилистые руки в пояс, когда наблюдал за восходом. “Должно же быть какое-то решение” Солнце поднималось на коричневыми водами Путумайо, и река, казалось, начинала быстрее катить воды в сторону Амазонки, притоком которой, собственно, и являлась. Проблемы Рокоссовского ее не волновали. Зато волновали меня.

Потом мы сели в старый “лендровер” и около часа тряслись по проселочной дороге. Местами она была завалена крупными экземплярами местной флоры. То ли сломанными ураганом, то ли спиленными, чтобы перегородить дорогу незваным гостям. Мы же были зваными гостями. Как только наш “лендровер” останавливался возле баррикад, из лесу выходили хмурые парни с мачете в руках и после короткого разговора с водителем растаскивали стволы деревьев в сторону и сваливали их куда-то по обочинам дороги. Рокко в разговоры с этими странными людьми не вступал. Всю дорогу он молча просидел рядом со мной на заднем сиденье автомобиля. С водителем он, впрочем, тоже ни разу не заговорил. Только периодически ловил его взгляд в зеркале заднего вида. Водитель же, судя по всему, думал только о дороге. Но всякий раз, когда он, через зеркало сталкивался взглядом с Рокко, тут же отворачивал голову куда-то вбок. “Боится”, - решил я про себя. Памятуя о скорой расправе с индейцем в лодке, я понимал, что страх и любовь были единственными чувствами, которые испытывали партизаны по отношению к своему командиру. И с помощью любви и страха Рокко сумел выстроить нехитрую, но весьма эффективную систему управления людьми.

Но не он был главным в системе иерархии ФАРК. Вскоре после того, как мы проехали через очередной, пятый или шестой, завал на дороге, нас остановили уже совсем другие люди. Были они в пятнистой форме с трехцветными повязками на левом рукаве. Форма чистенькая, новая, не то, что у боевиков Рокоссовского на берегу реки. Ботинки, правда, были грязноватые, но тоже не сильно ношеные. Американские. Парней было четверо. “Калашниковы”висели на плече у каждого. “Калибр 7,62 миллиметра, деревянный приклад и ствольная накладка, оранжевый магазин, значит, наши,” - механически оценил я про себя их вооружение. Они внезапно появились на дороге, но их появление нисколько не удивило ни Рокко, ни водителя.

“Нужно выйти,” - проговорил команданте и вылез сам первым, как бы подавая пример и нам с водителем. Водитель не нуждался в особом приглашении и уже спрыгнул в рыжеватую грязь, которую называл дорогой. Это была самая что ни на есть натуральная колумбийская сельва, и здесь всегда было влажно.

Снаружи действительно было влажно и жарко. Я сразу покрылся испариной и только успевал стирать ее с лица тыльной стороной руки. А, может быть, это мне только показалось. В машине тоже было жарко и душно, но пока мы ехали, даже незначительное движение воздуха в салоне создавало иллюзию прохлады.

Люди на дороге поздоровались с моими спутниками. Один из незнакомцев, видимо, старший этого дорожного патруля, что-то крикнул по-испански в сторону леса. Оттуда вышли еще четверо боевиков. У одного в руках была снайперская винтовка, кажется, СВД. Она была заботливо замотана в зеленую ткань, с которой свисали такие же зеленые нитки. Из этого длинного кокона выглядывал ствол и оптический прицел. Такое ружье не сразу заметишь в лесу. Ее владельца, лицо которого было разрисовано зелеными полосами, видимо, тоже. Снайпер явно имел за плечами профессиональную подготовку. Или опыт. Или и то, и другое.

Командир патруля о чем-то говорил с водителем. Остальные осматривали машину. Вроде бы как небрежно, но достаточно внимательно. У одного из них невесть откуда в руке появилось зеркальце. Отработанным движением боевик насадил его на длинную палку и засунул это нехитрое приспособление под машину. С помощью зеркала он проверял, нет ли на днище каких-либо подозрительных предметов. Взрывчатки, например. Еще один из боевиков достал сканер и прошелся вокруг нашего “джипа”. Убедившись, что в машине нет никаких дополнительных источников излучения, он кивнул командиру. Начальник сделал шаг в сторону и отрывисто приложил руку ко лбу, словно отдавал честь. Снайпер снова исчез в зарослях. Дорога была свободна.

Вскоре наша машина подъехала к глиняному забору, который можно было и не заметить в джунглях. Я понял, в чем дело – стена была измазана коричневыми и зелеными полосами, расцветка была подобрана точно в тон колумбийской сельве. “Лендровер” с достоинством, не торопясь, перевалил через некое подобие “лежачего полицейского”, невысокий бугорок поперек грунтовки, и перед машиной открылись ворота такой же точно зелено-коричневой расцветки.

За воротами оказался самый что ни на есть обычный военный городок. Аккуратно расставленные по всей его территории длинные казармы, между которыми открывался квадратный плац. Все как в армейской части. С одним только исключением. Казармы были деревянными и открытыми, как бунгало, а с угловатых крыш свисали плотно уложенные один к одному широкие пальмовые листья. Над небольшим плацем была натянута маскировочная сетка, один конец которой был прикреплен к козырьку над единственным каменным строением на этой базе.

На крыльце появился бородатый человек в очках. У него было замечательное лицо. Оно казалось неопрятным, даже несмотря на идеально сидевшую форму. Его ботинки сверкали на солнце, как батареи телескопа Хаббл. Светлозеленые рукава его френча были закатаны по локоть так идеально симметрично, что, казалось, ширина манжетов выверена до единого миллиметра. Его круглые очки, отбрасывая на меня лучи сияния рыжей оправы, намекали, как минимум, на цену в пятьсот долларов, которую владелец заплатил за диоптрии. Нарукавник с цветами колумбийского флага красовался на его левом плече без единой складки. Но, если отбросить все эти детали, лицо человека на крыльце было помятым и небритым, как у московского дворника. Такая перманентная небритость, которую многие безуспешно пытаются выдать за интеллигентность. Знаете, среди демократических политиков на постсоветском пространстве одно время была целая мода на такую небритость, за состоянием которой, кстати, они тщательно следили. Особенно много таких людей было в Украине, и я на них достаточно насмотрелся. Трехдневная щетина, по мысли ее носителей, должна была вызывать симпатию и доверие у молодых избирателей. Но происходило как раз совсем наоборот. Из-за черных, с проседью и даже совсем седых зарослей на лицах подобных персонажей, обещавших дать людям вдоволь свободы, предательски выглядывало недавнее бурное прошлое. Караваны товара, двигавшиеся туда-обратно через бывшую границу СССР, жесткие ненормативные диалоги с противниками, и деньги, которые, несмотря ни на что, пахли хуже, чем колумбийские джунгли. В некоторых случаях это было не прошлое, а настоящее. Интеллигентная щетина и собственно лицо такого политического персонажа существовали отдельно друг от друга, как параллельные миры, которые ни за что не могут пересекаться. Как будто небритость это результат работы начинающего театрального гримера. Вот такое точно лицо пряталось за щетиной незнакомого мне команданте. А еще оно напоминало мне какую-то умную и опасную собаку с приплюснутым носом. В общем, очень скоро, буквально через несколько минут я узнал его имя. Это был Рауль де Сильва. Главный специалист повстанческой армии по финансам.