Андрей Цаплиенко - Экватор. Черный цвет & Белый цвет

Мы вышли из машины и поднялись на крыльцо. “Рауль”, - скромно улыбнувшись, команданте протянул мне руку. Со своими колумбийскими коллегами он обошелся лишь коротким бессловесным кивком головы, хотя у тех сработал рефлекс, их правые руки взметнулись было в направлении команданте, но потом безвольно обвисли. В общем, мне сразу стало ясно, кто же настоящий хозяин в этих джунглях.

“Проходите,” - сказал Рауль. Но проход в дом не уступил, как это сделал бы на его месте любой вежливый человек, а просто двинулся вперед, как бы предлагая следовать за ним. Охраны рядом с команданте я не заметил. Но наверняка она была где-то недалеко. Человек, владевший всеми финансовыми нитями ФАРК, просто не мог никогда и нигде чувствовать себя безопасно, даже среди своих.

В помещении было довольно пусто. На белой штукатурке стен то тут, то там, красноватыми агитационными пятнами пестрели плакаты с Мануэлем Маруландой. На одних главный идол ФАРК вдохновлял коммунистически настроенную молодежь. На других гордо наблюдал за колоннами повстанцев, которые с автоматами на сильных плечах вышагивали перед трибуной. Седая небритость Рауля де Сильвы на этих плакатах местами выглядывала из-за плеча Маруланды. Вообще-то Маруланда был легендой. А Сильва ее эхом, отголоском. Маруланда начал свою войну против капитализма в Колумбии где-то в шестидесятых годах. Он не был столь идеалистичен, как Че Гевара, но в личной смелости ему не отказать. До начала девяностых этот человек лично участвовал во всех крупных операциях, которые планировал главный штаб ФАРК. Количество побед в его рейтинге настолько превышало количество поражений, что от своих соратников он получил прозвище Тиро Фихо, Снайпер. Маруланда, вне всякого сомнения, был мощным лидером, самой харизматичной личностью континента, сердцем партизанского движения. Но мозгом ФАРК был Рауль. Де Сильва умел находить деньги на революцию даже там, где денег в принципе искать не стоило. Рауль понимал, насколько коррумпирован весь наш мир, и активно использовал взяточничество для достижения любых целей. Он раздавал деньги политикам и фабрикантам, зачастую не задумываясь об их количестве, и политики с фабрикантами, возможно, сами того не желая, начинали работать на колумбийскую революцию. На самоуничтожение. Рауль был холодным и бесстрастным, как вычислительная машина. Он почти никогда не совершал ошибок. Почти, потому что все же, как и всякий человек, он имел одну страсть. И она называлась Маруланда. Своему вождю де Сильва был бесконечно предан. Иногда в ущерб своим личным интересам. Поэтому умный финансист Рауль с акулами капитализма был хитрым, как лис, но в то же время оставался предельно честным перед всем своим партизанским движением. Он ворочал сотнями миллионов долларов, песо, евро, но при этом на себя тратил не больше, чем того требовал его скромный холостяцкий быт.

Лишь однажды он воспользовался служебным положением, чтобы приобрести на общественных началах предмет роскоши. Увидев в журнале “Тайм” фотографию Махатмы Ганди в круглых очках, де Сильва попросил своих агентов купить ему такие же. “Я хочу”, - сказал он впервые за всю свою партизанскую биографию, и революция ему не отказала. Агенты перестарались, и привезли в джунгли чудесный экземпляр с золотой оправой и стеклами “хамелеон”. Добрые простоватые гандиевские очки в роговой оправе этот оптический прибор напоминал лишь очертаниями и, в отличие от оригинала, наверняка стоил целое состояние. Рауль до этого обычно носил дешевые пластмассовые солнцезащитные очки. Получив обновку, он аккуратно снял дешевый пластик и, водрузив на его место золото новой оправы, сказал своим людям: “Вы потратили наши деньги на пустяки.” Гонцы вытянулись во фрунт и еще долго ждали жестких санкций со стороны финансового директора революции. Но никаких репрессий не последовало. Конечно, они не знали, что Маруланда лично похвалил выбор де Сильвы и сказал ему с мудростью повидавшего жизнь старого бухгалтера, что, мол, солидный человек должен выглядеть солидно.

“Пройдемте”, - сказал мне де Сильва, и я, не дожидаясь повторного приглашения, двинулся за ним вдоль плакатов на стенах. “Чай будете?” - бросил мне через плечо команданте. Здесь все пьют чай. Мне слегка надоел терпковатый вкус “мате де кока”, но я в знак согласия промычал “угу”, и мы вошли в кабинет финансового гения.

Там был полный беспорядок. Казалось, в кабинете де Сильвы только что провели обыск с пристрастием. На полу лежали обрывки газет, пустые подсумки от магазинов к автомату Калашникова, какие-то истоптанные плакаты, кажется, такие же, как и на стенах в коридоре. Вот где истинная демократия, подумал я, увидев прямо на подбородке Маруланды рифленый след от пыльного армейского ботинка. В дальнем углу комнаты были свалены радиостанции “моторола” без батареек, штук десять, не меньше. Слева и справа от двери стояли стеллажи до потолка. Они были забиты книгами, журналами и видеокассетами. На нижней полке одного из стеллажей пылилась зеленая холщовая сумка, из которой, как два напряженных мужских члена, торчали зеленые головки выстрелов от РПГ. Самого гранатомета поблизости не было видно. Смысл присутствия этих зарядов в комнате мне был непонятен. Где-то на подоконнике пристроился никелированный чайник, единственный блестящий предмет в этой комнате. Впрочем, не единственный. На столе, который стоял в центре комнаты, со скромным достоинством возвышался ноутбук “маккинтош” в титановом корпусе цвета “металлик”. Предмет явно дорогой и весьма активно используемый, судя по следам сигарного табака на его клавиатуре. Стол под компьютером, словно скатертью, был накрыт картой Колумбии. Все обозначения на карте были на английском, а в левом углу я рассмотрел эмблему с четырьмя скрещенными мечами и надписью “Joint Chiefs of Staff”. В переводе на русский “Объединенный комитет начальников штабов”. Карта американская. Меня так и подмывало спросить, откуда у де Сильвы этот документ. Но я воздержался от вопроса. Сейчас благоразумнее всего было молчать и слушать.

Де Сильва убрал компьютер со стола и поставил его на пыльный стеллаж, рядом с зелеными боеприпасами в состоянии эрекции. Рукой пригласил меня к столу. Точнее, к карте. Не успел я наклониться над ней, как на столе чудесным образом появился чай в серебряных подстаканниках. Рауль отхлебнул глоток горячей жидкости и тут же достал короткую сигару из верхнего кармана своего френча. Потянулся за перочинным ножом – он лежал на полочке с книгами – обрезал конец сигары и сунул ее в рот. Пламя бензиновой зажигалки блеснуло в стеклах дорогих очков.

“Будете?” - спросил он меня.

“Нет, я курю только листья Монтеррея,” - ответил я.