Андрей Цаплиенко - Экватор. Черный цвет & Белый цвет

Все, это был конец истории, понял я по наступившему в машине молчанию. Мы подъезжали к Сезар Билдинг.

- А что стало с твоими друзьями? - спросил я Джонсона.

- С какими?

- С теми двумя, которых выпороли вместе с тобой. И остальными, что были в заложниках у полиции.

- Я их больше никогда не видел, - спокойно ответил Суа.

Одно мне было непонятно. “Причем здесь Левочкин?” - мысленно спросил я себя, но ответить не смог. Все же, эта история, ничего не объясняя, делала ухабистый путь по Монровии короче и веселее.

- Где ты был? - зашипел на меня Джимми, как только я вошел в его офис. Либерийский журналист, едва завидев меня, вскочил с матраца, расстеленного в дальней комнате. Его российский коллега неподвижно сидел рядом с трафаретом задницы Мангу, оставшимся на полосатой поверхности матраца. Она постепенно распрямлялась, и трафарет неторопливо исчезал. Но то, что находилось между ним и Сергеем, так просто исчезнуть не могло. Потому что это была литровая бутылка виски. Судя по ней и по глазам представителей прессы, они только что перевалили за половину ее содержимого. Ерундовая, в общем-то, доза для двух здоровых мужиков, каждый из которых весил почти центнер. Но это если закусывать. А закуски у них как раз и не было. Последний раз они ели какую-то мясную дрянь из бумажного пакета часов тридцать назад. Теперь же, когда давно забылся даже сам вкус этой дряни, они принялись наполнять пустой желудок алкоголем. А во время блокады, как известно, пить не рекомендуется.

- А мы думали, ты уже в Америке, - опустив подбородок на грудь, тяжело пробормотал Сергей. Так тяжело, словно в нем было не двести пятьдесят грамм виски, а все пятьсот. Впрочем, в этой тяжести был и положительный момент. Виски делал его английское произношение вполне аутентичным.

- Причем, вместе с моей машиной, - укоризненно поддержал собутыльника Джимми. Он встал передо мной и, чуть наклонившись, стал меня вычитывать. При этом глядел не на меня, а куда-то вниз. Его руки то разлетались с стороны, то умоляюще сходились вместе ладонями. Жесты помогали Джимми изъясняться тогда, когда ему не хватало словарного запаса. Доступных для понимания слов у журналиста и впрямь оставалось немного.

- Ну, куда?...куда?...куда? - твердил он, обращаясь к моим ботинкам.

- Сбежать хотел, гад?! - подал с матраца реплику Журавлев. - А не вышло.

- Ну, зачем?...зачем?...зачем? - продолжал обращаться к моей обуви Мангу. Обувь ему не отвечала.

- Не вышло! - заявил Сергей потверже. - И никогда не выйдет.

После этого на лице у Журавлева появилась хитрая и одновременно добрая улыбка.

- Зна-а-аем мы вас, - нежно погрозил он мне пальцем. Что именно он про меня знает, Сергей так и не сказал. В этот момент мне показалось, что наполовину пустая бутылка была у них сегодня не первой.

- ...,но жживвой! - Джимми гордо закончил вслух тираду, первую часть которой он, очевидно, произнес лишь мысленно. Руки очертили в воздухе две полуокружности, обнимая в своем воображении то ли венец триумфатора, то ли широкие бедра африканской женщины.

- Понятно? - строго спросил он ботинки. Те продолжали молчать. Они вообще были какие-то молчаливые, мои ботинки. Но достаточно хитрые. В паузах между репликами Джимми они пытались незаметно обойти его слева или справа. Как только он начинал говорить, ботинки, как вежливые собеседники, тут же останавливались.

- То-то же, - похвалил их журналист.

- А мы здесь просто замучились ждать, - искренне сообщил Сергей с матраца и яростно схватил рукой бутылку. Но поднести ее ко рту не успел. Сработала блокировка под названием “вежливость”, и он с мычанием протянул ее в мою сторону, мол, будешь? Но я скривил губы и торопливо замахал руками в знак отказа.

- Брезгуешь, - сделал вывод Сергей. Он отхлебнул желтоватое содержимое из горлышка и кивнул на Джимми. - А вот он не брезговал. Пил здесь, спал здесь, меня стерег.

Одной рукой Сергей держал виски, а другой расставлял знаки препинания в своих тирадах. Удар кулаком по матрацу означал точку, указательным пальцем – запятую. Я подождал, пока он закончит с этим постельным синтаксисом, и сказал:

- Сережа, послушай, я хочу тебе предложить выбор. Я уезжаю из Монровии. Если хочешь, можешь уехать со мной. Если нет, то оставайся и продолжай снимать свои репортажи.

Сергей задумался. Голова его закачалась из стороны в сторону, словно подвижная часть китайского болванчика. Нечто осуждающе-недовольное было в этом покачивании.

- А-а-а, значит, нашел ты ее, Иваныч, - то ли от удивления, то ли от негодования Сергей перешел на русский язык. - Нашел, и все теперь закончилось.

- Что “все”? - переспросил его я. Но Журавлев не стал вдаваться в объяснения. Оставаясь на своей волне, он нагло и безапелляционно влезал в мою личную жизнь.

- Она хороша, Иваныч, оч-чень хороша. Только она...это...с другой планеты. С этой! - и Сергей хлопнул ладонью по поверхности матраца. В воздух поднялось облачко ядовитой, как дуст, пыли.

- А ты, Иваныч, с той, - горлышко бутылки в руках Журавлева указало в сторону страны моего происхождения.

- И что?

- А то, - пафосно повысил голос журналист. - Ей там воздух не подходит! Она не сможет там дышать!

- Ничего, как-нибудь научится. Я же здесь дышу, - улыбнулся я Сергею.

- Ты...- задумчиво протянул журналист. - Ты не человек вообще. Ты биоробот.

- Ну, Сережа, ты меня очень сильно обижаешь сейчас. Ты, значит, у нас живой человек, а я машина. Почему это?

Для того, чтобы ответить на мою “предъяву”, Сергею много времени не потребовалось. Конечно, в его объяснении отсутствовала всякая логика, зато присутствовала убежденность в собственной правоте.

- Да потому, что ты с с нами не пьешь. Выпей - и сразу станешь человеком. Бездельник, кто с нами не пьет!

И Журавлев, что было силы понизив регистр своего голоса до фальшивых басов, заявил:

Мелодия Бетховена, в исполнении Журавлева, напугала Джимми. Он вздрогнул, перевел свой остекленевший взгляд с носков моих ботинок на источник громкого звука и сказал:

- Опять запел!

После чего, как подкошенный, рухнул на пол своего офиса. Тело Джимми тут же окутало еще одно облако пыли. В офисе ее было предостаточно. Она была повсюду, даже на хитроумной японской технике, которая помогала всему любопытному человечеству узнавать новости о либерийской войне. Очевидно, что Сергей и до этого успел исполнить что-то вокальное. Для наивной африканской натуры Джима были совершенно противопоказаны внезапные порывы славянской страсти, выражавшиеся да вот хотя бы в этой дурацкой привычке пить на голодный желудок, а потом орать во всю глотку популярные песни. Я считаю, что Джимми еще повезло. Его собутыльником оказался почти что эстет, предпочитающий классический репертуар шансону или попсе.