Антуан Блонден - Обезьяна зимой

— Куда отправились-то? — вяло спросил Фуке.

— Сам не знаю. В этой чертовой дыре такая темень. Не то что в настоящих городах! Я вот что думаю: запустить бы осветительную ракету, да такую, чтоб все запылало!

— Ракету?

— Ну да, а еще рвануть парочку-другую хороших петард, разбудить всех к чертям собачьим, пускай знают, что мы есть на свете, да и сами они не мертвые! В последнюю войну тут такой фейерверк полыхал — будь здоров! Небось было посветлее, чем теперь. Наверняка где-нибудь ракеты остались, припрятаны, как мины в горах, оружие в тайниках или страсти в душе.

— Я знаю, где взять эти твои ракеты, — сказал Фуке, тоже входя в раж. — Возле церкви есть одна лавочка, ее держит такой бородатый тип. Там у него хранится все, что было и прошло, целый склад прошлогоднего снега.

— А ведь верно! — восхитился Кантен. — Я зря ворчал, ты настоящий друг и классный командир! У этого бородача и выпивкой разжиться можно, он свой парень!

Не прошло и получаса, как друзья вышли на церковную площадь, гулкое эхо их шагов поднималось до самой колокольни. Фуке, приободрившись, представлял себе, будто ведет Кантена в еще неизвестный тому притон-курильню. Витрина тигревильского Ландрю со скорбно повисшими обносками мертвецов маскировала другую, тайную жизнь лавочки, в подвальных окошках отражался лунный свет — казалось, там, внизу, идет какая-то зловещая возня.

— У нас нет пароля.

— Надо только дать о себе знать, — сказал Кантен и, подобрав с земли несколько камешков, бросил в окно второго этажа.

Ландрю открыл ставни как раз в ту минуту, когда начало бить одиннадцать часов, — ни дать ни взять часы с кукушкой. Эта опереточная сценка окончательно развеселила Фуке. Тем-то и хороши такие ночи: будто вертишься на карусели и твою лошадку швыряет то вверх, то вниз. После долгих просьб, объяснений и пререканий Ландрю спустился и открыл дверь.

— Жена спит, — загробным голосом сказал он. — Пройдите в мастерскую.

— Принеси чего-нибудь покрепче, — попросил Кантен. — Будет крупная сделка.

Они уселись за бутылкой виноградной водки в задней комнате, набитой тюками и коробками. Побагровевший Кантен сел на какой-то сундук и изложил суть дела со всей точностью и ясностью. Выслушав его, хозяин лавки почесал в затылке.

— В военных запасах у меня того, что вам надо, нет, — сказал он. — От времен оккупации и освобождения остались только несколько партий женских комбинаций да бюстгальтеров — так сказать, трофеи с кружавчиками. А вот трассирующих пуль или сигнальных ракет нету. И все же совершенно случайно я, кажется, могу вас выручить, если вы, как и я, допускаете, что продукция крупных фабрик и фирм зачастую не идет ни в какое сравнение с работой хорошего ремесленника.

Друзья легко согласились.

— У меня в загашниках есть шедевр пиротехнического искусства, — продолжал Ландрю. — Ты, Альбер, наверняка помнишь костюмированный бал, который когда-то в тридцатые годы собирался дать сэр Уолтер Круштейн, но потом отменил, потому что разорился. У него остался фейерверк работы несравненного мастера Руджери. Ему эта штука была ни к чему, и он продал мне ее за смешную цену, а теперь и я тебе отдам за те же деньги.

— Я с тобой расплачусь на неделе, зайди ко мне в гостиницу, — сказал Кантен. — Можно посмотреть?

Ландрю обратился к Фуке:

— Смешно звучит, но вы на нем сидите.

Фейерверк хранился в ящиках, их было штук двадцать. Они вскрыли все, чтоб убедиться, в каком состоянии товар.

— Отлично, — сказал Кантен, — но как мы перенесем их на берег? Ты ведь тоже пойдешь с нами?

— Я? — воскликнул Ландрю. — Ты с ума сошел! Что скажет моя жена?

— А моя? А его? А все здешние жены? Если хочешь знать, мы все это и делаем ради наших жен!

— Мне и отсюда будет хорошо видно.

— И не думай! Веселиться, так вместе!

— Ну ладно. Только чтоб вам помочь. Минутку — я переоденусь.

Им пришлось несколько раз проделать путь до бухточки и обратно, пока они перетащили все ящики. В описи было указано: двадцать три петарды и десять батарей разноцветных салютов.

Несмотря на поздний час, в «Стелле» не стихало оживление. Одни иностранцы еще сидели за столиками в ресторане, другие никак не могли разойтись по номерам и шумно болтали на своих тарабарских языках, застряв на лестнице и в коридоре. Мари-Жо зевала, она то и дело забегала к Сюзанне зарядиться нервной энергией, это было все равно что ущипнуть себя для бодрости. Впрочем, внешне смятение мадам Кантен почти никак не проявлялось. Чемодан Альбера остался на столе, рядом с ним пристроили чемодан Фуке, так они и стояли, словно два надгробия. Катастрофа поражает жертвы слепо, не выбирая.

Когда первый взрыв тряханул дом, Сюзанна, как и большинство тигревильцев, решила, что это мина, — несмотря на все старания саперов, такое изредка еще случалось. Ее охватила тревога, многих горожан — любопытство. Вскоре с улицы донеслись топот и громкие выкрики. Сюзанна вышла на порог: в небе под оглушительный грохот порхали «саксонские бабочки», распускались «веера с сюрпризами», вертелись «огненные колеса», переливались «висячие сады».

— Very nice! — восторженно крикнул какой-то англичанин. — Is it звук и свет?

Сюзанна не собиралась бежать вместе с толпой на бульвар Аристида Шани, но ее окликнул Эно:

— Поздравляю, мадам Кантен! Это, кажется, Альбер резвится на берегу?

В голосе его было злобное торжество.

Сюзанна сорвалась с места. На дальнем конце уходящего в море прогулочного пирса толпились люди, все глядели в сторону Чаячьей бухты, которая полыхала в отблесках «волшебного каскада с множественными эффектами, пятнадцатью цветными фонтанами и сорока восточными ракетами». По берегу то сверкающими силуэтами, то черными тенями метались двое — Сюзанна узнала мужа и Фуке. В пожарном зареве они сновали между блиндажами, поджигая фитили батарей. Несмотря на пышные магниевые хризантемы, это так напоминало войну, что кое-кто опять заговорил о минах и несколько добровольцев вызвались идти усмирять дерзких пиротехников.

Фуке возился с батареей «римских свечей» и временами посматривал на Кантена, любуясь им: взмокший от пота, с разводами сажи на лице, он готовил к запуску «большой финальный букет из сотни зарядов разных видов и калибров» (так говорилось в инструкции). Внезапно Габриель схватил его за плечо:

— Смотри-ка! Смываемся, живо!

По песчаному пляжу с угрожающим видом подступали добровольцы-спасатели, растянувшись цепочкой, чтобы отрезать друзьям пути к отступлению, за ними спешила готовая вести переговоры Сюзанна. Раскинувшийся в это мгновение ослепительный «большой букет» образовал световую завесу, под прикрытием которой Кантен потащил Фуке к скалам. Огненные диски на взлете окружали их головы нимбами, как у святых. Ландрю с ними не было, он давно ушел.