Василий Аксенов - Логово Льва. Забытые рассказы

Короче говоря, эти двенадцать шагов остались между ними, как секрет, который никогда не выплывет на поверхность.

Они вновь заговорили о дуэли, о том, сидел ли кто-нибудь в кустах и какое настроение было у Лермонтова в то утро, и так далее.

Да-да, вот это интересно – для русского интеллигента тема дуэли Лермонтова – бесконечная и бесконечно волнующая. Как-то раз при мне два писателя чуть не подрались, споря о том, на какой лошади приехал поэт к этому месту. Один, опираясь на свидетельства очевидцев, утверждал, что на вороной, другой с жаром доказывал, что на рыжей.

– Я это вижу! – кричал он. – Вижу собственными глазами. Он спрыгнул с седла и стал отряхивать рыжие волосы лошади, приставшие к его белым лосинам.

Хорошо, крепко спорили писатели, и писатели были оба хорошие.

В дальнейшем Ушаков и Ожегов оказались в Кисловодске.

Они спустились к источнику, встали в подвижную очередь, выпили по стакану отвратительно теплого нарзана, с ужасом подумали о химических процессах внутри организма и поняли, что час пробил.

В винном погребке № 11 (филиале гастронома № 16) уже началось братание. Красивый черноусый мужчина встретил молодых людей пением:

Когда они выскочили из погребка, астрономический синий ветер раскачивал голые ветви, струился нарзан, попукивали автомобили. И Ушаков, приблизив заплаканное лицо к заплаканному лицу Ожегова, срывающимся шепотом спросил:

– Кто мы – фишки или великие?

– Нализаться-то нализались, но где ночевать?

В уютных окнах санаториев синели ночники, шумела ветреная ночь, и что-то капало с небес. Быть может, одинокие дождинки летели с белых, вдаль бегущих туч. Тучи бежали на ночлег – в горы.

– Завтра и мы рванем в горы, – бодрясь, сказал Ожегов.

– Высоко, там в горах… – пробормотал Ушаков.

– Но где ночевать?

В гостиницы их не пускали. Ушаков остановился у витрины мебельного магазина.

– Может быть, купим кровать?

– Богатая идея.

В освещенном роскошестве мебельного магазина сидел с очками на носу ночной сторож.

– В самом деле, давай купим кровать. У тебя дома есть кровать?

– У меня кресло-кровать.

– А у меня буфет-кровать. Пятнадцать минут работы – и буфет превращается в кровать. Над головой тещин сервиз…

– Я всю жизнь мечтаю о подлинной кровати, о подлинной, а не мнимой.

– И я. Давай купим кровать как памятник. Кровать навсегда. Чтобы что-нибудь после нас осталось…

Сторож без всякого недоумения продал им металлическую кровать, из которой можно было по крайней мере сделать полтрактора, пятьсот утюгов, три тысячи ложек, а стоила она всего 20 рублей 8 копеек.

– Уцененная вещь, – пояснил сторож. – Не понимают нынешние… баре стали… Финскую им подавай, венгерскую… стиль… а хорошая вещь уж восьмой год стоит.

Протащили кровать метров десять по тротуару, выбились из сил, повалились на пружинную сетку.

Над головами у них с корабельным скрипом раскачивались каштаны.

– Послушай, друг, имеешь ли детей ты?

– Имею пацана и жду второго, в кооператив я ежедневно волочусь…

– А я люблю жестокую гражданку…

– Предмет твоих желаний жовиальных?

– Я отношусь к поэзии и прозе со всем презреньем, чистым и спокойным.

– Послушай, друг, с работы возвращаясь, в метро среди гражданок своенравных, читая распроклятые журналы, где каждый пишет, где меня не знают, не знают моих планов, начинаний, влачась к себе, в свои кооперативы…

– Как мы похожи, Ушаков!

– Ожегов!

Заснули оба, а над ними, кренясь, платаны с корабельным скрипом неслись куда-то…

Да-да, вот так бывает в молодые годы: в обиженном подпитии где только не заночуешь. Помнится, несколько лет назад один мой знакомый ночевал в чугунной вазе на Арбатской площади. Хорошо ему было…

Начальник контрольно-спасательного пункта Семенчук, инструктор альпинизма Магомед, истопник Перовский Коля и бармен-массовик Миша виду, конечно, не подали. Как стояли они возле котельной, так и продолжали стоять, глазом не моргнули при виде двух чудаков, вышедших из здания турбазы «Горное эхо».

Донгайская поляна в это апрельское утро сияла всеми своими стеклами и стеклышками, струями своей дикой речушки, желтела прошлогодней травкой, ослепляла кольцом своих знаменитых ледников.

Чудаки в блуджинсах, в синтетических курточках, в шарфиках и войлочных шляпах стояли, качаясь, обалдев от счастья. Семенчук-то это дело знал прекрасно из книг и по опыту: легкое кислородное голодание, ультрафиолетовое излучение создают так называемую «горную эйфорию». «Так-так, – думал он, – клиенты приехали, рановато что-то, орлы-интеллигенты…»

– Видал, Магомед? – спросил он инструктора.

– Да, вижу, – сказал Магомед. – Рановато, вроде бы не сезон.

– А может, уже сезон? – усомнился Миша, который от многолетней службы в баре почти уже не замечал смены времен года.

– В сезон-то они у меня горохом сыплются, – плотоядно усмехнулся Семенчук. – С одной Чернухи не успеваем подбирать… руки… ноги…

– Дела, – подытожил истопник Перовский Коля. Чудаки с глупыми счастливыми лицами направились куда-то. Путь их лежал мимо котельной.

– Здравствуйте, товарищи, – вежливо поклонились они.

– Здравствуйте, – хмуро ответил Семенчук. Остальные кивнули.

Ушакову и Ожегову захотелось тут же обнять этих «суровых немногословных горян», и они еле сдержались.

– Вот хотим прогулку совершить, – сказал Ожегов, сияя.

– Первую разведку, – сказал Ушаков, подсвечивая сбоку.

– Рекогносцировку! – воскликнул Ожегов и широко обвел рукой сверкающие ледники.

– А поточнее нельзя? – спросил Семенчук. – Хотя бы ручкой показать, но поточнее, если можно.

– Пока что просто вверх по реке, – сказал Ушаков. – Все же первый раз в горах.

– Впервые в горах! Впервые в райских кущах! – воскликнул Ожегов и заклокотал по-тирольски.

Семенчук посмотрел на него медицинским взглядом.

Откланявшись, чудаки стали удаляться.

– Хорошо, что на Чернуху сразу не полезли, – сказал Магомед.

– Чернуха что, – сказал Семенчук. – Иной раз приедут шизики и сразу за Али-Хан, к Барлахскому перевалу прутся в полботиночках… самоубийцы…

– Эй, ребята! – крикнул Магомед вслед чудакам. – Если кабан погонится, влезайте на деревья. Поняли?

– Парни не без юмора, – сказал Ушаков Ожегову. – Кабаном пугают.

– Кабан – мирное травоядное животное, – благодушествовал Ожегов.

– Ты уверен?

– Я что-то слышал про них. Костя Колчин из сектора «К» все знает про кабанов, а я зато все знаю про оленей, опоссумов и овец.