Чарльз Фрейзер - Холодная гора

Инман поднялся и оделся в новую одежду. Он добавил в свой заплечный мешок свернутую трубкой книжку Бартрэма, затем затянул ремни на мешках, подошел к открытому окну и выглянул наружу. Новый месяц еще не народился, и было очень темно. Полосы тумана стлались по земле, хотя небо над головой оставалось чистым. Он встал на подоконник и вышел в окно.

Ада сидела на пороге дома, который теперь принадлежал ей, положив на колени доску для письма. Она обмакнула кончик пера в чернила и написала:

«Вы должны знать: несмотря на ваше долгое отсутствие и в свете того, как мне видятся те счастливые отношения, которые существуют между нами, я никогда не утаю от вас ни одной мысли. Пусть такие опасения вас не тревожат. Знайте, я считаю это взаимным долгом, мы обязаны говорить друг с другом с полной свободой и откровенностью. Давайте всегда будем делать это с открытым сердцем».

Она помахала листком бумаги, чтобы просушить чернила, и взглянула критически на то, что написала. Она была недовольна своим почерком; как она ни старалась, ей никогда не удавалось овладеть искусством мягких росчерков. Буквы, которые выходили из-под ее пера, были квадратными и плотными, словно руны. Тон этого письма ей не нравился далее больше, чем каллиграфия. Ада скомкала лист и бросила его в заросли самшитового кустарника. Вслух она произнесла:

— Это просто уловка — болтать и не заниматься делом.

Ада посмотрела через двор на огород, где бобы, кабачки и помидоры с трудом пробились сквозь другие растения и выросли едва ли на палец от земли, несмотря на то что время года было самое подходящее для роста. Многие листья на них до самых жилок были изъедены жучками и гусеницами. Над овощами возвышались толстые стебли неизвестных Аде трав, и у нее не было ни желания, ни энергии бороться с ними. Помимо этого неудачного огорода было еще старое кукурузное поле, сейчас заросшее по плечи лаконосом и сумахом. Над полями и пастбищами возвышались горы, которые становились видимыми, как только таял утренний туман. Их бледные очертания наводили на мысль, что это скорее призрачные горы, чем настоящие.

Ада сидела на крыльце и ждала, когда они покажутся полностью. Она думала о том, каким было бы утешением увидеть что-то, что выглядит так, как ему подобает, иначе ей не избавиться от мысли, что все попадающееся ей на глаза несет на себе следы запустения. Со времени похорон отца Ада почти ничего не делала на ферме. Она лишь доила корову, которую Монро назвал Уолдо, не обращая внимания на ее пол, и давала корм коню по кличке Ралф [6] Ралф Уолдо — двойное имя известного американского писателя и философа Эмерсона. ; больше ничем она не занималась, потому что не знала, как за это взяться. Она пустила кур на подножный корм, и они стали тощими и пугливыми. Курицы покинули курятник, устроили насесты на деревьях и несли яйца где придется. Они раздражали Аду тем, что не желали сидеть на гнездах. Приходилось рыскать по всему двору в поисках яиц, и ей казалось, что те приобрели странный вкус с тех пор, как куры перешли с обеденных объедков на жучков и червяков.

Приготовление еды стало самой трудной задачей для Ады. Она постоянно была голодна, так как в течение лета не ела ничего, кроме молока, яичницы, салата и крошечных помидоров с кустов, за которыми не ухаживали и которые росли сами по себе. Даже масло было ей недоступно, так как молоко, которое она старалась сбить, затвердевало лишь до консистенции жидкой простокваши. Ей хотелось куриного бульона, клецок, пирога с персиками, но она не представляла, как это можно приготовить.

Ада бросила еще один взгляд на горы, все еще плохо видимые и бледные, затем поднялась и отправилась на поиски яиц. Она проверила заросли сорняков вдоль изгороди, пошарила в высокой траве у корней груши, растущей в углу двора, с грохотом расшвыряла всякий хлам на заднем крыльце, провела ладонями по полкам в сарае для инструментов. И ничего не нашла.

Она вспомнила, что рыжая курица в последнее время бродит иногда вокруг высоких самшитовых кустов, растущих с обеих сторон переднего крыльца. Подойдя к кусту, куда она бросила письмо, Ада попробовала раздвинуть плотно растущие ветви и заглянуть под них, но ничего не смогла увидеть в темноте у корней. Она плотно завернула юбки вокруг ног и, встав на колени и опираясь на руки, стала пробираться в глубину зарослей. Ветки царапали ей руки, лицо и шею. Земля под ее руками была сухой, усеянной куриными перьями, засохшим пометом и прошлогодней листвой. В глубине зарослей оказалось пустое пространство. Густая поросль служила внешним заслоном, скрывающим словно бы маленькую комнатку.

Ада села на корточки и поискала яйца на земле и среди веток, но обнаружила только разбитую скорлупу и засохший желток цвета ржавчины в какой-то чашке с отбитым краем. Она нашла местечко между двух веток и села, прислонившись спиной к стволу. Самшитовая беседка пахла пылью и острым и горьким запахом курятника. Здесь стоял полумрак, и это напомнило ей детские игры в пещеры, когда они залезали под столы, накрытые длинными скатертями, или под ковры, повешенные на веревки для просушки. Лучше всего были туннели, которые они вместе с кузиной Люси проделывали в стогах сена на ферме у ее дяди. Они проводили там дождливые дни, уютно устроившись в сухом сене, как в лисьей норе, нашептывая друг другу свои секреты.

У нее возникло знакомое приятное ощущение удовольствия, от которого захватило дух, когда она поняла, что и сейчас находится в убежище, и кто бы ни прошел от калитки к порогу, никогда не узнает, что она здесь. Если какая-нибудь из посещающих церковь дам нанесет ей обязательный визит, чтобы справиться о ее благополучии, она может затаиться, как бы та ни звала ее и ни случала в дверь. Она не выйдет до тех пор, пока не услышит скрип закрываемой калитки. Но Ада не ждала, что кто-то придет и будет ее звать. Визиты сократились вследствие ее равнодушия к ним.

Ада посмотрела вверх на клочки бледно-голубого неба, просвечивающего сквозь ветки, испытывая что-то вроде досады. Ей захотелось, чтобы пошел дождь, для того чтобы почувствовать еще большую защищенность под листвой, шелестящей у нее над головой. Случайная капля могла бы найти дорогу и, плюхнувшись в пыль, проделать в ней крошечный кратер, и это еще больше подчеркнуло бы, что здесь она остается сухой, в то время как снаружи льет дождь. Ада желала бы никогда не покидать это чудесное убежище, ибо когда она обдумывала то, к чему пришла за последнее время, ей на ум невольно приходил вопрос: как человеческое существо могло оказаться таким неприспособленным к жизни?

Она выросла в Чарльстоне и по настоянию Монро получила образование даже сверх того, что считалось благоразумным для женщин. Она стала для него умной собеседницей, веселой и заботливой дочерью. У нее было свое собственное мнение об искусстве, политике и литературе, и она готова была достойно защищать свою позицию. Но какие настоящие таланты она проявила? Какие способности? Прекрасное владение французским и латинским. Понимание греческого. Сносное умение вышивать. Способности в игре на пианино, но не блестящие. Умение рисовать ландшафты и натюрморты карандашами или акварелью. И еще она много читала.