Иван Дроздов - Шальные миллионы

— Ты ведь поможешь мне сохранить народные денежки? А?

Нина не знала, что ответить, растерянно пожимала плечами. А однажды он попросил у нее паспорт и долго, тщательно списывал все данные. И вернул, ничего не сказав. А дней через десять вручил ей чековую книжку на имя Нины Николаевны Ивановой, урожденной Кособоковой, со вкладом в триста миллионов долларов в Манхеттен-банке. И снова Нина стушевалась, да так, что и не знала, что сказать Иванову, как благодарить его за такой подарок.

Силай прочел эти ее мысли:

— Это не подарок. Я возвращаю часть наших советских народных денег и надеюсь, что ты, Нина, со своим умом и чистым сердцем и с такой своей мудрой и благородной подругой, как Анна Воронина, употребишь эти деньги во благо нашим людям.

Силай говорил взволнованным голосом и, несколько запнувшись, сказал:

— Я вам изрядно надоел, пойду-ка к себе, почитаю. Мое сердце — молодец, совсем меня не беспокоит. — Наклонился к Нине, коснулся щекой ее волос: — Вам обязан таким своим счастьем.

И пошел на свою половину.

Обедали все вместе. Силай Иванов повернулся к сидевшей слева от него Анне:

— Во второй раз прочел вашу повесть. И снова побывал у себя на родине, в своем родном селе. Ваши герои молоды, они и мне напомнили мою юность. И Дон, и станица, и вся природа у вас дышат поэзией. Вы очень талантливы, и я рад встрече с вами.

— Благодарю вас, Силай Михайлович, но право…

— Нет, нет, не возражайте. Я много читал, всю жизнь собирал библиотеку, — прошу вас оставить автограф.

Он подал ей книгу.

— Я с удовольствием, но подарю вам свою книгу. Сегодня же.

Вечером Анна пригласила Силая к себе, и тут они с Ниной на балконе угощали его сделанным Анной по казацким рецептам кислым молоком с каймаком.

— Я слышал о каймаке, но пробовать не приходилось. Кстати, ничего нет вкуснее.

Анна подарила ему книгу с надписью:

«Силаю Михайловичу Иванову.

В память о счастливых днях, когда Вы щедро дарили нам свое гостеприимство. Анна Воронина».

Фридман прибыл к «Шалашу» с моря. Подплывал на адмиральском катере, сиявшем отдраенной бронзой, позолотой и поражавшем всех отделкой из слоновой кости.

Как раз в этот момент Малыш подошел к Анне, загоравшей как всегда в правом углу семейного ивановского пляжа.

— Можно к вам? — обратился Малыш, присаживаясь на камень. Он был в шортах, голубой безрукавке, с мохнатым полотенцем через плечо.

Анна не ответила.

— Простите меня, — продолжал Малыш с некоторым напором, — вы такая интеллектуалка, а позволяете себе невежливость.

Анна приподнялась на локоть, смотрела на приближающийся к дощатому причалу катер. Такого красивого она никогда не видела, даже не предполагала, что такие есть. Вспомнила Дон, свой катерок, — тень ностальгической печали осенила лицо.

— Я слышал, — говорил Малыш, не обращая на катер никакого внимания, — у вас на Дону тоже была посудина.

— Посудина?

— Ну катер. Не такой, конечно, но с мотором и со всем, что полагается.

Он был рад, что Анна ему ответила.

— Почему был? Он есть у меня. Вот скоро вернусь на Дон и буду кататься.

— А на этом? Не хотели бы прокатиться?

— Прокатиться — нет, я хотела бы сама его вести.

С катера по трапу сошел на причал толстый дядя лет пятидесяти и подходил к загоравшим. Тянул руку, но Малыш ее будто не замечал. Обращался к Анюте.

— Сама? Отлично!.. Махнул рукой мотористу:

— Эй, парень! Иди сюда!

Тот подошел и почтительно встал в отдалении. Продолжал выжидательно стоять и Фридман. Но Малыш, как принял его холодно, так и сейчас не удостаивал взглядом. Мотористу сказал:

— Вот моя сестра, научите ее управлять катером. Вам понятно?

— Да, сэр. Понятно.

— У вас рация есть?

— Есть.

— Если что случится, — не дай Бог! — дайте сигнал.

— Так точно. Я понимаю. Малыш улыбнулся Анне:

— Пожалуйста. Желаю успеха.

Анюта в нерешительности поднялась, набросила на плечи халат, сунула ноги в тапочки, — смотрела на Малыша с чувством радостного изумления и с некоторым недоверием.

— Это ваш катер? — спросила она непроизвольно и тотчас поняла, что вопрос излишний и ей бы не следовало его задавать.

— Конечно. Но если он вам понравится, я вам его подарю.

Все походило на сказку. Анюта с радостью взбежала на палубу. Через минуту она сидела рядом с мотористом, жадно наблюдала за каждым его движением.

Тем временем Малыш, не поднимая взгляда на Фридмана, ледяным голосом произнес.

— Слушаю вас!

— Мы хотели бы… Мой шеф…

— Я знаю, чего бы вы хотели и чего хочет ваш шеф, но вам важнее знать, чего я хочу. А я хочу сыграть свой водевиль один, без посредников.

Фридман опустился на песок, сбивчиво заговорил:

— Но есть правила игры, вы знаете наши связи, — они везде… наши люди и в министерствах, и в банках, и там, куда поступят документы… Все хотят жить.

— Сто миллионов отстегнул. Хватит.

— Но я надеюсь, Борис Иванов…

— А этот… ничего не получит. Он погряз в разврате, наркотиках, — его нет, он труп.

— Да, но есть Силай Михайлович. Можно перевести на его счет.

— Силай хворый, на ладан дышит.

— Я могу с ним встретиться?

— Нет.

— Но я бы хотел.

— Но я не хочу!

Фридман осекся, губы его дрожали. У него из-под носа уплывали миллионы.

— Вы это напрасно, Василий…

— Я вам не Василий, а господин Малыш.

— Ну так, пожалуйста. Мы раньше играли по-хорошему, вы знали, чего мы можем, мы знали, чего вы хотите.

— Короче. Сто миллионов получите — рассуете во все лапы. Больше ни цента!

— Но позвольте, господин… Малыш. Наши люди могут помешать. Нам стоит…

— Вы не будете мешать. Если бы даже вам светили сто долларов, вы ползли бы за ними на брюхе. А сто миллионов!.. Он еще будет мешать! Да вы зубами вцепитесь, Фридман! Вы лично и ваш шеф у меня в кармане. Пока вы чесали ваши жирные зады, я создал легион крутых парней. У меня только в Москве и Питере триста бойцов да здесь… И плачу я им впятеро больше, чем они получали в КГБ и Скотланд-Ярде. Так-то, мой дорогой, и зарубите себе на носу: музыку заказываю я, а вы успевайте поворачиваться. А вздумаете перечить — шевельну пальцем.

Фридман терял самообладание, голова его свесилась на колени, подбородок дрожал. Малыш его не щадил:

— Смотрите! Вы видите?

Он поднял над головой указательный палец.

— Шевельну им, и вас с шефом не будет. Всех на распыл. И племя ваше чертово — тоже! У-у! Христа продали, а теперь — Россию разорили.

— Россию?.. Кто разорил?.. Не понимаю.

Хотел добавить: «Тоже мне… патриот нашелся!» Но промолчал. Над ним точно из-под земли вырос двухметровый дядя, бывший чемпион по боксу. Сказал на едва понятном русском языке: «Мы будем ходить туда, вперед».

Оставшись один, Малыш устремил взгляд на удалявшийся катер.