Иван Дроздов - Шальные миллионы

«Назон» явился тем магическим ключиком, которым Малыш открыл доступ к сердцу Анюты. Она весь день училась управлять катером, раз двадцать причаливала и отчаливала, — маневр, основной для искусства капитана. И вечером, на закате солнца, высадив на берег моториста, сделала круг диаметром километров в пять в акватории «Шалаша». Она шла этот круг на большой скорости, знала, что с берега наблюдают за ней и даже видела Малыша. Шла красиво, грациозно, точно летящая над морем чайка. Это был миг блаженства, упоения сознанием своей силы, дерзкой удали и неженской отваги. Катер был достаточно велик, — почти военный сторожевой корабль, — и управлялся из рубки одним человеком. И само судно, и двигатель, и приборы, включая радиопередатчик, — все было под руками, и Анна, умевшая управлять автомобилем, мотоциклом, катерами на Дону, в один день подчинила себе и этот прекрасный мини-корабль.

Вдалеке от причала выключила двигатель, описала изящную дугу и мягко, без толчков подвела «Назон» к резиновой прокладке. Встречавшие ее Нина и Малыш поздравили с приобретением сразу трех новых профессий: капитана, моториста и штурмана. Анна едва сдерживала радостное возбуждение. Сходя по трапу, подала руку Малышу, сверкая глазами, сказала:

— Ваш «Назон» — прелесть. Я очень вам благодарна. Посмотрела ему в глаза и сдержанно, смущаясь, проговорила:

— Не знаю, как мне вас называть?

— Если можно, называйте меня по имени — Вася.

К нему подступилась Нина:

— А я… а мне… — можно вас так называть?

— Со временем — да, может быть, но… со временем. А пока такое право даю только ей.

Василий проговорил это кротко и тихо. Нина недовольно поджала губки, сказала:

— Странный вы человек, ей-Богу!

— Да, меня не все понимают. Но я этого и не хочу. Подал Анне ключ:

— Вот вам ключ, а вон там, на причале, цепь и замок. Закройте катер и оставьте ключ у себя. «Назон» ваш, вы на нем поедете на Дон, а я, если вы позволите, в этом путешествии буду вас охранять.

Попрощался и пошел в беседку, где чаевничали отец и сын Ивановы. Подруги переглянулись.

— Катер… мой?

— Господи, да что ты удивляешься! Что она стоит для Малыша, эта посудина! Он однажды увидел его на море, спросил у Силая: «Чей катер?» — «Ихнего адмирала». Позвонил своему человеку в гостиницу: «Купите катер… вместе с мотористом». Назавтра «Назон» стоял у нашего причала.

— Но я не могу принять от него такой подарок.

— Ну и дура! Подумаешь, не может принять подарок. Бери, если дали!

— Сегодня возьму подарок, а завтра…

— Завтра ничего не будет, — парировала Нина. — Приставаний, что ли, боишься? Не будет он к тебе приставать. У него гарем самых лучших, ослепительных красавиц. Они в Варне под наблюдением мамок и врачей. И мой слюнявый Борис, и Малыш сверхдорогие номера за собой держат. В этих номерах по пять-шесть комнат, дорогая обстановка, штат обслуги, — по пятьсот долларов в сутки за них берут. Вчера Борис, оглушенный гашишем, проболтался. Там девочки шестнадцатилетние, семнадцатилетние — нецелованные на коленях у них сидят. Не бойся за свою невинность, запирай катер и прячь ключи подальше.

Анна хотела спросить, почему же он делает этот подарок, но решила не пускаться в щекотливые расспросы. Завтра она снова выйдет в море, а там видно будет.

Эпизод с отравленным соком сильно повлиял на психику Иванова-старшего, он заметно помрачнел, меньше разговаривал, и только завидев Нину, оживлялся. К Анне он почти так же привязался, как и к Нине. Отметил в ней одну особенность: ее красота, хотя и была несомненной, не так бросалась в глаза, как демонстративная яркость Нины. И фигура ее не была классически совершенной, но стоило к ней приглядеться, узнать ее поближе, и вы подпадали под сильный магнетизм ее обаяния. Вы даже удивлялись, что не сразу ее поняли и разглядели. Ее лицо хранило черты детской простоты и наивности, а ямочки на щеках при каждой улыбке резко обозначались, воспламеняя в глазах и на лице приметы сердечной доброты и нежности. В ее фигуре, слегка полноватой, не было изящной легкости, но все дышало необыкновенной женской прелестью. С ней было интересно разговаривать: знание простонародной жизни причудливо сплеталось в ее речи с неожиданностью и остроумием своих собственных суждений.

Силай Иванов изъявил желание прокатиться с ней на катере. Хотел было пойти в кают-компанию, но Анюта сказала:

— Садитесь со мной в рулевую… Если хотите.

— Но разве с нами никого не будет?

— Нет, мы поедем вдвоем.

Силаю это очень понравилось, и он с радостью занял место в рулевой кабине.

Анна точным маневром на тихом, почти бесшумном ходу вывела катер из канала и взяла курс на северо-восток, в сторону Констанцы и России, отвернув катер от солнца, чтобы красные утренние лучи его не били в глаза и не мешали созерцать золотую рябь тихого моря, необычно глубокую даль горизонта, не подернутого еще тонкой кисеей полдневных испарений.

— Идем домой, в Россию, — сказала Анна, показывая на компас.

— Вы уже соскучились по дому?

— Да, очень.

— Дома еще наживетесь. Поживите тут, у нас, около моря.

Они помолчали. Было очень тихо, глухой рокот мотора почти не достигал закрытой кабины. Силай смотрел на руки Анюты, лежавшие на полумесяце руля и думал: «Как легко ведет она катер». Он думал также о Родине, которой нет у него и которая есть у нее, этой простой и умной, и очень красивой девушки. Завидовал Анне: свобода, свобода… Что может быть тебя дороже?

— Что бы вы делали, если бы у вас было много денег?

— Не знаю, — простодушно ответила Анна. И повернулась к Силаю. Взоры их встретились. Серебристо-серые лучистые глаза Анюты! Не один парень сжег свои крылышки в их ослепительных лучах. И Силай, встретившись с ними так близко, словно заглянул в колодезь, где жила тайна всесильной женской красоты.

— Что с вами? — совсем уж с детской наивностью спросила Анна, видя минутное замешательство Силая.

Он улыбнулся. Отвел взгляд.

— Ничего, Аннушка. Я вспомнил свою родину, — я ведь тоже в некотором роде казак, жил на Хопре между Ртищевом и Беково.

— Да? Как здорово! Это ведь совсем недалеко от нас, — поедемте к нам на Дон, а там я вас повезу на автомобиле к вам, на родину. Я очень люблю путешествовать!

Вспыхнула как искра в груди Силая мечта о таком путешествии, но и тут же погасла. Уронил на грудь голову, задумался.

— Что же вы молчите? Я приглашаю вас. Мой дедушка будет рад вам, поживете у нас, а потом и к вам поедем!

Голос Анны был полон энтузиазма, в нем кипел молодой задор, энергия. И щеки ее разрумянились. И ему передался ее порыв. И он бы готов полететь с ней на крыльях, — хоть сейчас, в ту же минуту. Но сказал глухим, упавшим голосом: