Иван Дроздов - Шальные миллионы

— Спасибо, милая Аннушка. Я и рад бы, но не могу. — И неожиданно вырвалось: — Я ведь преступник…

Анюта вздрогнула, как от удара. Повернулась к нему.

— Чтой-то вы на себя наговариваете? Вы не похожи на преступника, да и, как я слышала, вы не поладили с нынешним правительством. И только! Вы больше так не говорите, Силай Михайлович. Мы с Ниной очень вас любим, как родного, а что до нынешнего правительства, так его в России все честные люди проклинают.

Силай взял ее руку и прильнул к ней щекой. И долго не отпускал. И слезы радости и благодарности к этой прекрасной девушке лились у него по щекам. И он не стыдился своих слез. А только тихо повторял:

— Спасибо, Анюта, спасибо тебе, родная… — потом отпустил руку, справился с волнением. — Вы мало чего знаете о моих делах, но ваше сердце вас не обманывает. Я действительно никакой не преступник, а по доброте своей и простоте сделался игрушкой в руках могущественных темных сил. Я только здесь узнал, что на мое имя в иностранных банках положены миллиарды. Но я найду способ вернуть их моему народу. Мне не нужны большие деньги, и я не хочу умереть преступником.

— И верно! Я на вашем месте поступила бы точно так же. И не казните вы себя, дорогой Силай Михайлович. Не удастся вам уронить себя в моих глазах и в глазах Нины. А уж она-то любит вас как отца родного.

— Спасибо, спасибо. Какое счастье для меня, что вы ко мне приехали. Одного боюсь: что бросите меня, уедете.

— А мы вас не бросим. И не уедем. Хотите прокатиться на скорости?

— Очень хочу! Какой же русский не любит быстрой езды!

Анна подала вперед ручку газа, мотор ровно, но быстро набирал обороты, и катер, точно подхваченный невидимым богатырем, в считанные секунды набрал скорость.

— Не страшно вам? Хотите быстрее?

— Хочу, Аннушка, хочу! — кричал ей в ухо. Включила турбину. И дала ей большие обороты.

Катер подрагивал, будто по днищу кто-то ударял его палкой. Нос поднялся высоко. Лишь задней своей полоской «Назон» касался воды.

— Бог мой! Какая же это скорость? — бормотал Силай, но Анна его не слышала. Всем существом своим она слилась с катером, улавливала все его движения, слышала ход и вовремя снимала опасные напряжения, — и довела его до той черты, где уже не было видно, несутся они по морю или летят по воздуху, — по сторонам тянулись полосы неясного происхождения, — то ли морских испарений, то ли мельчайших капель, вздымаемых гонимой «Назоном» воздушной волной, — звуки, скорость, пространство — все слилось в единую песню движения, и сердце, слушая ее, сладко замирало.

Анна стала сбавлять ход, выключила турбину, а затем и мотор поставила на малые обороты. Стало непривычно тихо, и Силай почувствовал себя так, будто он долго находился в космосе, летал там с огромной скоростью и вдруг опустился на землю.

— Извините, — сказала Анна. — Я вас напугала.

— Ну что вы, Аннушка, девочка из сказки, — я так вам благодарен.

Смотрел вдаль прямо перед собой. И потом проговорил серьезно:

— Да, я вам благодарен. И не только за прогулку.

Анна развернула катер и взяла курс к причалу.

Нина с Анной любили плавать, заплывали далеко и не возвращались долго — по часу, а то и больше.

Силай просил Нину не удаляться так от берега, пугал дельфинами, аквалангистами, и Нина обещала, но каждый раз устремлялась за Анной.

Сегодня у них была особая причина уплыть далеко и надолго: они обсуждали план своих дальнейших действий. Нина не хотела больше жить на вилле, она мечтала поехать с Сергеем на Дон и к себе в Елабугу.

Анюта твердила свое: «Мы должны, обязаны, ну как теперь бросишь старика Иванова?..»

— К черту долги и обязанности, я давно со всеми расплатилась и хочу только одного — обнимать и целовать Сергея. Слышишь ты, сухая вобла! Ты не любишь Костю, и тебе все равно, где жить…

Прилив игривого настроения вдруг погас.

— Но и Силая жалко, — призналась Нина. — Один останется, во всем мире один, и никакие деньги нас ему не заменят.

— Я тоже к нему привыкла, — не знаю, как и быть теперь.

— Ты дважды ходила к камню — ночью и днем. Неужели псы сторожевые так плотно нависают?

— Да, вначале днем… Подхожу к камню и боковым зрением вижу: одна машина мчит со стороны Варны, а другая — с моря, из-за виллы. Я прошла мимо камня, и тут же ко мне подкатывает немецкий «бенц». Выходит дядя лет сорока, спрашивает: «Вам куда, сударыня? Садитесь, пожалуйста, подвезем». Я сказала: «Мне в Констанцу». — «Будьте любезны, подвезем с удовольствием». Я села. Их в машине было трое, и все молодые, сильные, будто спортсмены.

— Не испугалась?.. Изнасилуют, привяжут камень и бросят в море.

— А что изменится, сяду я к ним или не сяду? Место там пустынное, от виллы далеко, с одной стороны море, с другой — степь. Захотят, так схватят и толкнут в машину. Но у меня ведь перстень, — вот он, твой подарок. Кстати, а с ним можно плавать?

— Не беспокойся, перстень герметичен. Не расставайся с ним никогда.

— Ну вот… Едем в Констанцу, они ведут себя пристойно, говорят на английском, — я поняла: охрана! Только чья, — не знаю.

— Да уж, мальчиков нанимают ненаших. У них, у крезов, охрана — ой-ёй!.. Что им жалко, что ли, десять миллионов отстегнуть на свою безопасность? Да они и сотню не пожалеют. Это на вилле мы никого не видим, — там Флавий за все в ответе, а ступи за порог — и тотчас за тобой хвост. Они все должны знать: что за человек допущен к хозяину, что у него на уме. А может, и тебя должны охранять. Мы же не знаем их договоренности. Упади с тебя хоть один волос, и они лишатся жалования. Я так думаю. Я это на себе ощутила: чем больше у моего муженька денег, тем старательнее меня пасут. И стоит кому прилипнуть ко мне, так тотчас же получает по носу. А и ладно: я не прочь, — пусть охраняют от всякой вшивоты.

Анюта улыбнулась. Ее при подобных словечках всегда коробило, но вида она не подавала, боялась прослыть чистоплюйкой. К тому же и не хотела очищать язык подруги от ядреных, смачных словечек, вынесенных ею из детства, из среды простых русских людей, чей ум не заморочен условностями больших городов, где дух космополитизма выветривает из сознания земной национальный колорит.

— Подвезли меня к гостинице, — продолжала Анна, — а я и думаю: выследят меня и Костю с Сергеем засветят. Хорошо ли это? Нет… фигушки вам. И не выхожу из машины, а они смотрят на меня и не поймут, что же мне надо. «О кэй! — сказал тот, что за рулем, — он, видимо, у них старший. — Вы просили «Палац»,— вот он, перед вами». — «Зачем мне «Палац»?» — делаю наивные глаза. А парни переглянулись: вот, мол, малахольная. «Вы же нас просили». — «Нет, не просила, — говорю, как ни в чем не бывало. — Я плохо владею английским, хотела посмотреть на «Палац». Ну вот, посмотрела. И еще хочу в порт проехать, по набережной. Если можно». — «Да-да, конечно. Мы с удовольствием».