Александр Лекаренко - Последнее путешествие Клингзора

- Стойте! - Диана метнулась между ними и встала прямо напротив люка, разведя руки в стороны. Сейчас Юрген мог бы сбить ее, как кеглю. Но выстрела не последовало. - Чего ты хочешь, Юрген? - крикнула она в темноту кок-пита.

- Тебя!!! - прорычал Юрген, как зверь из клетки.

- Ну, так возьми! - звонко крикнула Диана. - Возьми меня, возьми Кибел и делай, что хочешь!

- Твой ебарь выстрелит мне в спину! - с ненавистью выкрикнул Юрген.

- Не выстрелит, - Диана повернулась к нему. - Дайте пистолет.

Он отдал.

- Смотри! - Диана присела на корточки перед кок-питом. - Вот пистолет. Я не стану стрелять в тебя. Выходи, и мы поднимем якорь. После этого делай, что хочешь. Но если ты попробуешь выстрелить в него, я выстрелю в тебя.

Через некоторое время над краем люка показался сначала ствол ружья, потом голова Юргена. Ухмыляясь, он выбрался на палубу. Он был совершенно голым. Его член торчал, как ствол ружья, направленный в небо. Диана протянула руку, и он отдал ей ружье.

- Ну что, старик! - крикнул Юрген. - Кому нырять?

- Обоим, - ответила Диана. - Если якорь за что-то зацепился, то никому в одиночку не справиться.

- Хей-хо! - крикнул Юрген, направляясь к борту. - Ты готов, старик?

В свете луны он выглядел, как четыре Тарзана.

Они перелезли через борт и в полной темноте пошли вниз, перебирая руками по якорной цепи. Юрген двигался первым.

Судя по тому, как заложило уши, глубина у дна была метров семь. Их руки встретились у якоря. То, за что он зацепился, вероятней всего, представляло собой часть какой-то браконьерской снасти. Это была толстая проволока, туго растянутая по дну. Раздался шум винта, и натяжение цепи уменьшилось - это Диана, маневрируя двигателем, ослабила якорную цепь. Он начал освобождать лапу якоря, в то время как Юрген оттягивал проволоку в противоположную сторону. Якорь освободился, и он на остатках воздуха рванул вверх, вдоль якорной цепи. Проволока, как отпущенная пружина, прихлопнула пальцы Юргена ко дну.

В этом не было бы ничего страшного, поскольку под пальцами была не каменная скала, а всего лишь песок. Но чтобы освободить руки, понадобилось время. Поэтому Юрген всплывал уже на пределе, ничего не слыша, кроме шума крови в ушах, и никак не ориентируясь в подводном мраке.

А освобожденное судно, волоча якорь, продолжало двигаться вперед. И Юрген, всплывая, попал под винт. Сначала его ударило по рукам. Если бы двигатель работал на полных оборотах, их бы просто отрубило. Но судно шло малым ходом, поэтому первым ударом ему только перебило кисти. Он рванулся в сторону и, продолжая всплывать, подставил шею. Второй удар выключил его, как свет. И, потеряв сознание, Юрген пошел на дно.

Задыхаясь, он взобрался на борт.

- Где Юрген? - спросила Диана.

Он пожал плечами.

- Поднимайте якорь.

Потом встал к штурвалу, включил габаритные огни и начал сдавать малым ходом назад. Юргена видно не было.

- Идите сюда! - крикнула Диана от лебедки. Он закрепил штурвал и прошел на нос. Юрген висел на лапе подтянутого к борту якоря.

Они с трудом вытащили его на палубу. Юрген поймался, как осетр на браконьерский крючок - железо пробило левый бок в области поясницы. Он мог быть еще жив, а мог уже и не быть. Но его не беспокоил Юрген. Втаскивая тело на палубу, он заметил, что борт приблизился к воде. Старина Юрген не соврал - яхта тонула.

- Оставьте эту падаль, - сказал он Диане. - Разворачивайтесь к берегу.

А сам бросился в кок-пит.

Воды там было уже до середины голени. Еще немного, и она зальет дизель. Тогда они вообще не доберутся до берега. Освещение мигало, но еще работало. Он метнулся на камбуз и схватил топорик для рубки мяса. Затем, ударами ноги и топора, выбил и вырвал ножку из кухонного стола.

На берегу не было видно ни зги. Поэтому они могли ориентироваться только по ходу волн. А когда забрезжил рассвет и впереди замаячил плоский берег, двигатель заглох и Юрген застонал - одновременно.

Еще через час яхта села на мель ввиду Бокатера.

Здесь не было четкой береговой линии. Побережье представляло собой хаос проток, песчаных кос, островков и мелей, часть которых была покрыта водой не более, чем на несколько дюймов. Здесь не было ничего стабильного, песок постоянно перемещался под действием ветра и волн. Воды Бокатера, размывая степь, несли к морю глину, а морские волны намывали сверху песок. Кое-где этот слоеный пирог, подтопленный водой, представлял собой настоящую ловушку - в нем можно было утонуть, как в болоте. Собственно мель начиналась примерно за милю от того места, где они застряли, им удалось пройти поверху только из-за малой осадки. И примерно на таком же расстоянии виднелись впереди камыши Бокатера.

Он отыскал бутылку и влил Юргену в горло пару глотков его фирменного коктейля - чтоб не страдал и не мешал, после чего занялся пробоиной. Откачав воду ручной помпой, они залили отверстие большим количеством герметизирующей пены, прямо поверх импровизированного чопа. В этих местах суточные колебания уровня воды были очень невелики, но, все же достаточны, чтобы, освободившись от большей части горючего, попытаться сняться с мели на вечернем приливе и добраться до дому своим ходом.

Закончив работу, они сели передохнуть на палубе.

- Как вы думаете, - сказал он, - можно ли считать пророчество Марты сбывшимся?

- Что вы имеете в виду? - спросила Диана.

- Марта предрекала, что останки Инги утонут вместе с яхтой. Яхта не утонула, хотя и была близка к этому. Но то, что осталось от Инги, утонуло в яхте. Когда нас болтало волной, банка с ее пеплом упала с полки, и содержимое высыпалось в воду, натекшую из пробоины. А теперь мы скачали эту воду в море.

- Какая разница? - Диана слегка приподняла брови. - Марта сказала, что вам не о чем беспокоиться, все решится само собой. Так оно и случилось.

Он кивнул.

- Вы правы, все решилось само собой. А как решать с этим, - он указал на Юргена, мешком лежавшего у клюза. - Выбросить его в море спящим как-то аморально.

- Мораль? - удивилась Диана. - Причем здесь мораль? Мораль - это комплекс команд, которым пастухи обучили свое стадо еще на заре доместикации. С тех пор этот комплекс воспроизводится уже на генетическом уровне и требует лишь незначительной доводки путем воспитания в стаде. Вы-то здесь причем? Добрый человек - это баран. Злой человек - это взбесившийся баран. Пастух не добр и не зол. Потому что он не баран. Он пастух. Пастухом его делает не пастушеская палка в руке. Пастухом его делает отсутствие негативных эмоций. Он - “вечно здоровый”. А негативная эмоция - это болезнь. Она возникает тогда, когда импринтированный комплекс команд, регулирующий сознание и поведение, входит в противоречие с требованиями или условиями жизни. Команда говорит - пасись, а приходится охотиться. Команда говорит - благоденствуй, плодись и размножайся, а приходится быть бедным. Пастух не болеет. Поэтому он и является пастухом. В его сознании нет регулирующих комплексов, способных войти в противоречие с требованиями жизни. Он идет вместе с потоком жизни. Пользуясь им. Без ограничений. Добро и зло существуют в рамках морали. В рамках загона, в котором пасется баран. Являясь парой противоположностей, они образуют конфликт. Конфликт рождает болезнь. Болезнь делает слабым. Слабость делает зависимым. Баран не может выжить без пастуха. Чтобы стать независимым, он должен стать пастухом для самого себя. Тогда ему не нужны другие бараны, чтобы жить за их счет. И не нужны другие пастухи, чтобы пасти его. Теперь он не баран, зависящий от пастуха. И не пастух, зависящий от стада. Он - свободный странник.