Эжен Савицкая - Мертвые хорошо пахнут

«Либерасьон». Кто вы по происхождению?

Эжен Савицкая. Я родился в 1955 году в предместье Льежа. Ношу фамилию своей матери, она русская. Отец — поляк. Родители встретились здесь, вскоре после войны, попав сюда из Германии, куда были угнаны. Мой отец происходит из крестьянской семьи из окрестностей Кракова, мать родом из Смоленска, из более обеспеченной среды. Когда ее угнали на работы в Германию, ей было двадцать, отцу немногим больше. Отец работал на ферме, мать на заводе. Она многого натерпелась, рядом с ней не было ни одной близкой души. После войны она вышла замуж за фламандца и какое-то время жила в Брюгге, работая портнихой. Потом встретила моего отца и вышла замуж во второй раз.

«Либерасьон». Им никогда не хотелось вернуться в Россию или Польшу?

Э. С. Отец был сиротой. Что касается матери, она никогда не хотела вернуться в Россию, она порвала все отношения, не написала ни одного письма, ни одного не получила. Я и сегодня почти ничего не знаю о ее семье, она о ней никогда не говорит.

«Либерасьон». Вы провели свое детство здесь, в Льеже?

Э. С. Мой отец был шахтером. Но, проработав несколько лет в шахте, он подорвал здоровье и был вынужден перебраться за город, на лоно природы, в тридцати километрах отсюда. Так что почти все детство я провел в сельской местности. Я вернулся в Льеж, когда поступил в лицей. От детской поры у меня сохранились очень яркие воспоминания. У родителей было мало денег, у нас был свой огород, фруктовый сад и много живности — кур, кроликов, гусей, настоящий зверинец.

«Либерасьон». Какое место занимали в вашей семье книги?

Э. С. Мать получила приличное образование. Отец, напротив, почти не посещал школу, но очень любил поэзию, особенно национально окрашенную польскую, и часто читал вслух стихи. Вдобавок он был превосходным рассказчиком. До четырех лет я слышал дома только русский и польский, языки, на которых я и сейчас говорю, смешивая, правда, их сплошь и рядом. Я много читал. Как и мой старший брат, который был старше меня на год. Событием стало чтение сюрреалистов, я и не подозревал, что существует подобная литература. До тех пор я в основном читал поэтов вроде Гюго или Ламартина, классиков. Несомненно, знакомство с сюрреализмом и подтолкнуло нас с братом написать свои первые стихотворения. Я принял участие в поэтическом конкурсе. В жюри входил писатель Жак Изоар, который преисполнился ко мне симпатии и которому я многим обязан.

«Либерасьон». В каком возрасте вы опубликовали свои первые сочинения?

Э. С. В семнадцать лет, в 1972 году. Тот факт, что я обнародовал свои тексты, побуждал на этом не останавливаться. Спустя два года другой мой текст приняло обозрение «Минюи». В ту пору я был ошеломлен «Дневником вора» Жене и «Моллоем» Беккета. Я не слишком понимал, чем заняться, ни одна профессия меня не привлекала. Наряду с письмом меня интересовали разве что театр и живопись.

«Либерасьон». Одновременно с «Марен мое сердце» издательство «Минюи» переиздает «Лгать», ваш первый роман, появившийся в 1977 году.

Э. С. Мне хотелось написать о своей матери. Поэтически это сделать не удавалось, нужно было отыскать какую-то другую форму. Я назвал книгу «Лгать», поскольку эта форма тотчас обернулась ложью. Намерение сказать правду иллюзорно. В письме почти не за что ухватиться. Законченная книга кажется бесформенной, это весьма неудобный предмет, который не сулит особого удовлетворения, начинаешь говорить себе, что стоило сделать что-то совсем другое. Мало-помалу, продвигаясь, расставляешь вехи, но они воткнуты в пустоту.

«Либерасьон». Этот текст кружит вокруг фотографии вашей матери. Почему?

Э. С. Мать никогда не рассказывала о своей жизни до нас, я не мог опереться на свою память, нужно было все изобрести. И вот я взял за отправную точку фотографию, фотографию тех времен, когда меня еще не было на свете: мать предстала передо мной как бы сторонним персонажем, которого я не знал. Мне надо было заново изобрести эту женщину, мою мать, такую, однако же, близкую.

«Либерасьон». В «Лгать» мать мечтает уехать, будь то в Калькутту или Смоленск. Так ли обстояло дело с вашей матерью?

Э. С. Она всегда мечтала уехать. Ее прибило к берегу здесь, в Льеже, чисто случайно. Так обернулось изгнание. В большинстве своем русские или польские эмигранты вроде нее надеялись добраться до Соединенных Штатов, многие оседали по дороге. Мать разочаровалась в своих чаяниях, она принадлежит к тому поколению, которое так и не оправилось от войны. Отец сумел приспособиться куда легче, особенно за городом.

« Либерасьон». А вы, вам никогда не хотелось покинуть этот город?

Э. С. Здесь я чувствую себя сравнительно укорененным. По правде говоря, у меня нет ни вкуса, ни тяги к путешествиям. Мои путешествия — это мои детские воспоминания. Во дворе нашего хозяйства имелись старые необыкновенные механизмы, огромная цистерна на колесах, приспособленные нами сказочные экипажи, в которых я и мои сотоварищи о чем только ни грезили. Еще и сегодня мне нужно совсем немного, чтобы почувствовать себя в чужих краях. Мне никогда не скучно. Я получаю удовольствие от самой незначительной деятельности.

«Либерасьон». Как вы живете?

Э. С. До сих пор я как-то обходился, нигде не работая. Жил на мелкие приработки, на различные стипендии, гранты. Два года провел в Риме, на вилле Медичи. Я пишу, занимаюсь садом и двумя своими детьми, сыном, которому три, и дочерью, которой год.

«Либерасьон». «Марен мое сердце» целиком посвящен вашему сыну.

Э. С. Как только родился Марен, я начал делать заметки. Забросил их, начал снова. Целый год я занимался им целыми днями, его мать работала. Чтобы не позволить ему перевесить мою работу, я его в нее заключил. Марен вошел в мое письмо. Мало-помалу замысел книги обрел свою форму: отрывочно рассказать о первой тысяче его дней. Из чего и получился «роман в тысячу глав, девять десятых которого утеряны», поскольку по ходу дела я многое опустил. Это книга, родившаяся из опыта. В самом начале, при рождении, я говорю и о выдохе, предшествующем первому вздоху. Прежде чем задышать, ребенок испускает дух. В бытность свою подростком я свалился однажды с довольно высокого дерева. И от силы удара о землю задохнулся. Я никак не мог вздохнуть. Потом начал стонать, хрипеть, полностью опустошив свои легкие. Благодаря этому мне удалось вновь обрести дыхание.

«Либерасьон». Почему вы назвали сына Мареном?

Э. С. Из-за моря. Я почти ничего не знал о море, открыл его довольно поздно. В Италии, на острове. Именно там я по-настоящему его увидел. Я купался, это было потрясающе. С вершины острова со всех сторон было видно море. Отсюда и возник Марен, пришел из моря.