Жак Рубо - Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии.

— Готов поспорить, — сказал Синуль, — что ему снится Гоп-ля-ля.

Гоп-ля-ля была единственная любовь Бальбастра, маленькая белая кудлатая собачка, жившая когда-то в домике в глубине сада, напротив Синулей. Бальбастр был в ту пору еще молод и неукротим, он как безумный носился вдоль садовой ограды, а она кокетливо резвилась в травке по ее другую сторону, надежно защищенная от его ухаживаний чугунной решеткой и высокомерием хозяев, которые, несмотря на мольбы Арманс и Жюли, растроганных любовным горем своего пса, категорически запретили этому безродному выскочке встречаться с их породистой Гоп-ля-ля. Потом они уехали, Гоп-ля-ля исчезла, но память о ней навсегда осталась в сердце Бальбастра.

Синуль зычным голосом воскликнул: «Гоп-ля-ля!», и Бальбастр, вмиг проснувшись, бросился в глубину сада и забегал взад-вперед вдоль решетки, заливаясь лаем в регистре, более близком к «Аве Мария» Гуно, чем к своему обычному регистру, характерному для французской органной школы XVIII века, — за это он и получил такую кличку. Синуль и Иветта покатились от хохота.

— Перестань мучить бедную собаку, — мягко сказала мадам Синуль.

Поняв тщетность своих усилий, Бальбастр с упреком взглянул на хозяина, улегся и опять заснул. В саду все затихло.

Иветта и мадам Синуль собирались в воскресенье пойти на какую-нибудь выставку. Они еще не решили, что им выбрать — Гецлера, Гийомара или викторианскую живопись. Впрочем, выставку старопольдевской скульптуры тоже все хвалили. Жюли пошла мыть посуду. Синуль ощутил какое-то смутное беспокойство; возможно, подумалось ему, я немного выпил. Он никак не мог сосредоточиться на таком важном деле, как программа торжественного концерта, а время не стояло на месте. Он предчувствовал бессонную ночь и боялся ее. Бессонница донимала его все чаще — из-за пива, а также материальных и моральных проблем, усугублявшихся из-за бурного и стремительного взросления его потомства, особенно дочерей.

— Я пью, чтобы забыть, — иногда говорил он Иветте.

— Забыть о чем?

— Забыть о том, что я пью.

Возле малинника, под большим олеандровым кустом, завозился семейный ежик. Синуль, в свою очередь, заснул, и теперь они с Бальбастром храпели рядышком. И тут зазвонил телефон.

— Иветта! Тебя к телефону! (голос Жюли)

— Кто звонит?

— … (Мы временно ставим себя на место Иветты и этим отточием хотим показать, что она не расслышала ответа.)

— Кто это?

— Это Гортензия! По телефону!

— Иду, иду!

Прошло некоторое время.

Телефонный звонок и последующий обмен репликами разбудили Синуля, и он с нетерпением ждал, когда Иветта вернется в сад: он обожал всякие занимательные истории про друзей и знакомых, а Иветта при ее профессии, природной говорливости и склонности к спиртному была неисчерпаемым источником таких историй, позволявших Синулю отшлифовать его суждения о состоянии «нашего прогнившего общества» (цитата). Убежденный социофизиономист, последователь Лафатера и Сурио, Синуль создал собственную классификацию человеческих типов, настолько интересную, что мы непременно поделимся ею с читателями, если только для этого хватит места в нашем повествовании.

Прошло еще какое-то время (как вы можете понять по красной строке).

По прошествии этого времени Иветта вернулась в сад. Судя по ее лицу, ей только что доверили тайну, которой она теперь жаждала поделиться.

— Ну? — спросил Синуль.

— Звонила Гортензия, — сообщила Иветта. Впрочем, все и так знали, кто звонил, знал даже Бальбастр, всегда присутствовавший при телефонных разговорах.

— Ну и что?

— Она влюбилась!

Интерес Синуля сразу угас. Сообщение о том, что Гортензия влюбилась, нельзя было считать новостью — уж слишком часто оно звучало. Жизнь самой Гортензии это событие, безусловно, украшало, но в пересказе из вторых рук оно теряло значительную часть своей прелести. Вариантов было два. Либо: она его разлюбила, между ними все кончено, она в отчаянии, этот подлец ушел, знаешь, чего он от нее добивался? Либо: она влюбилась. «Это я уже слышал, — отвечал Синуль, который вообще часто жаловался на свою память, но в таких случаях она его никогда не подводила. — Это я уже слышал в прошлый вторник. — Да, но в прошлый вторник это был Икс, а сегодня — Игрек. — Но ты не говорила, что она разлюбила Икса. — Не говорила, потому что этого не было: сейчас она влюблена в Икса и в Игрека».

Такой вариант представлялся наиболее интересным, однако, подумал Синуль, сейчас он маловероятен: в последнее время Гортензия усердно занималась и ей было не до нежных чувств.

— А-а, — несколько равнодушно отозвался Синуль, — и кто же это на сей раз или, если по порядку, с каких это пор?

— С середины сегодняшнего дня, — сказала Иветта.

Интерес Синуля внезапно усилился. Вот это действительно новость! Впервые он оказался, если можно так выразиться, в первых рядах зрителей. Обычно Гортензия какое-то время выжидала, прежде чем открыться Иветте и поведать ей о своих душевных терзаниях (как выражались в XVIII веке), а при необходимости и обследовать место происшествия (если вы поняли, о чем речь); и вдобавок Иветта не бежала сразу же с докладом к своему другу Синулю. То, что о событии сообщалось по телефону, а также сам факт присутствия Иветты придавало ему какое-то своеобразие: так паприка придает особый вкус супу-гуляшу, а шафран — рыбному бульону.

— Рассказывай, — попросил Синуль, с которого мигом слетел сон.

— Ну так вот, — начала Иветта.

Мы оставили наших читателей в подвешенном состоянии: им, как и Синулю, не терпится узнать, что побудило Иветту после телефонного разговора с Гортензией вынести вердикт: «Она влюбилась!» Однако мы заставили вас пребывать в мучительном ожидании вовсе не для того, чтобы создать атмосферу «саспенса», как это называлось когда-то в рецензиях на фильмы Хичкока: мы не пользуемся такими примитивными приемами. Но глава под номером тринадцать (коммерческий директор нашего издательства, окончивший американскую школу бизнеса по специальности «гостиничный менеджмент» — идеальная подготовка для издателя, — сказал редакционному совету, а совет — мне, что в модных нью-йоркских отелях не бывает тринадцатого этажа, поскольку 63,12 % клиентов — суеверные люди, и поэтому желательно, чтобы в романе не было тринадцатой главы, ведь читатели, составляя лишь 46,29 % от общего числа клиентов гостиниц, тем не менее на 79,11 % также суеверны. Но мы на это не пошли: с учетом дальнейшего содержания романа, известного нам одним — ни коммерческий директор, ни редсовет, ни критики наверняка не станут читать дальше, а к многочисленным читателям он еще не попал, — важно, чтобы ключевое событие было изложено именно в тринадцатой главе, хотя нам отлично известно, какое значение придают этому числу фаталисты и пессимисты; кстати, число тринадцать, будучи простым числом, не является числом Кено. Мягко, но решительно мы отклонили предложение коммерческого директора, с легкой иронией заметив, что при его взглядах нельзя было бы позволить герою романа пройти под лестницей, а это нанесло бы ощутимый вред современной прозе, которая и так находится не в лучшем состоянии. Победа осталась за нами, и в романе появилась глава 13, которую мы спешим продолжить, пока наши разъяснения не вытеснили упомянутое событие окончательно, заставив его переехать в следующую главу, после того, как мы убедили вас, что оно может произойти только в этой)… (Скобка закрывается.)