Юрий Коротков - Авария

— Нет, только пью и колюсь, — спокойно ответила Валерка и скрылась в своей комнате.

— Как ты со мной разговариваешь?

— Ну что ты с порога начинаешь? — негромко сказал Николаев. — Дверь не успела открыть…

Обедали все вместе, что случалось редко. Мать сновала между столом и плитой, дед вдумчиво ел суп, Валерка скучно жевала бутерброд, глядя в окно. Николаев искоса поглядывал на нее.

— Как в школе? — наконец спросил он.

— Чего это ты вдруг?

— Ну… интересно все-таки, как учится моя дочь.

— Нормально, — пожала плечами Валерка.

За столом снова стало тихо. Дед расправился с супом и аккуратно положил ложку на кусочек хлеба.

— Заказы завтра дают, — сообщил он.

— Для участников Куликовской битвы, — вставила Валерка.

— Помолчи, — прикрикнула на нее мать. — А что будет?

— Сервелат обещали и гречку. Ну и как обычно…

— Слышь, дед, — сказала Валерка. — Знаешь, для ветеранов новые льготы ввели?

— Какие? — настороженно спросил дед.

— Вам теперь можно улицу переходить на красный свет и заплывать за буйки. — Валерка заржала.

— Ты замолчишь или нет? — крикнула мать.

— Спасибо! Спасибо! — закивал дед. — Чему вас только в школе учат? Смешно, да? Ну, посмейся.

— А кстати, — мирно сказал Николаев. — Что проходите?

— Всего понемножку.

— Ну, например? — Все пытался завязать разговор Николаев.

— Например?.. — Валерка подняла глаза к потолку. — Ну, например, знаешь первый признак беременности?

— Н-нет, — неуверенно сказал Николаев.

— Это когда в школу не хочется…

Мать поперхнулась чаем. Опешивший Николаев невольно глянул на живот дочери. Валерка невозмутимо собирала хлебом подливу с тарелки.

После обеда она нехотя промямлила что-то вроде «спасибо» и исчезла в своей комнате, забрав с собой телефон.

Николаев видел дочь редко, когда заставал ее дома после школы или поздним вечером, когда она возвращалась с тусовки. В эти нечастые моменты она сидела у себя с учебниками или валялась на диване с наушниками на голове, и, если ее не трогали, могла за день не произнести ни слова.

После «Времени» по ящику начался концерт. Валерка уселась в проходной комнате перед телевизором в коротком халате, привычно подтянув одно колено к груди, молотила зубами жвачку, пускала пузыри и отбивала ладонями по стулу и пяткой по полу бешеный ритм.

— Одерни, заголилась! — сказала мать, пробегая через комнату.

— А чего? — Валерка задрала халат и оглядела узкие трусики. — Индия. Красивые.

— Эх, бесстыжая. — Мать укоризненно покачала головой. — И в школе так же?

— Ага!

Через минуту мать снова заглянула в комнату.

— Да сделай ты тише!

Валерка никак не отреагировала.

— Я к кому обращаюсь? К стене?! — Мать прошла к телевизору, приглушила звук.

Валерка дождалась, пока она выйдет, дотянулась до телевизора и снова врубила на полную громкость.

— Нет, я так больше не могу! Она специально! Алексей! — Мать побежала жаловаться к отцу.

Николаев решительно вошел в комнату. Валерка, не меняя позы, скосила глаза, настороженно следя за ним. Отец направился было к телевизору, потом вдруг взял стул и сел рядом с дочерью, скрестив руки на груди.

— Это какой ансамбль? — спросил он.

— Группа, — сквозь жвачку поправила Валерка.

— Что за группа?

— «Ария».

На экране размалеванные во все цвета радуги, уже далеко не юные мужики с растрепанными волосьями скакали по сцене, визжали и дергались в конвульсиях, будто совершая непристойный акт с болтающимися на жквотах гитарами.

Николаев усмехнулся.

— Нравится?

— Угу! — утвердительно кивнула Валерка.

Между тем двое гитаристов подскочили друг к другу и, изогнувшись, прислонились спинами, радостно улыбаясь в зал.

Николаев начал раздражаться, засопел, ерзая на стуле, поглядывая на Валерку.

— Дебильство какое-то! — наконец не выдержал он. — Я не пойму — тебе это действительно нравится или придуриваешься?

— Мне нравится все, что не нравится вам, — спокойно ответила Валерка. — А что вас злит — так это я вообще, тащусь!

— Что за выражение! — сорвался Николаев.

— Ха-а! — Валерка аж подскочила от удовольствия. — Я тащусь!

— Валерия!

Дрянная девчонка, кривляясь и пританцовывая, направилась в свою комнату, громко распевая на мотив классического рока:

Николаев бросился за ней, но Валерка юркнула к себе и подперла дверь креслом.

Историчка с допотопным пучком седых волос на затылке рассказывала о наступлении Антанты, водя указкой по стрелкам на карте. Валерка сидела за последним столом, развалившись, вытянув ноги. Ее соседка Лена, милая курносая девчонка с высокой кружевной стойкой на блузке, внимательно слушала — она шла на золотую медаль и до дурноты, до головных болей и бессонницы боялась грядущих экзаменов.

— Слышь, Авария, — прошептал с соседнего ряда Киселев, грубоватый парень со сросшимися на переносице бровями и оттого вечно хмурым лицом. — Правда, «Проходной двор» в МАДИ выступает?

Валерка кивнула.

— Во сколько?

— В семь.

— Ты пойдешь?

— Если череп а из дома выпустят.

Историчка глянула на них, но сделать замечание не решилась.

— Валер, — чуть слышно прошептала Лена, не поворачивая головы, — она на тебя смотрит…

— Ну и что? — громко спросила Валерка.

Лена испуганно сжалась.

— Необыкновенно хочется мороженого, — сказал Кирилл, рослый сосед Киселева. — К чему бы это вдруг?

— К смерти, — откликнулся с другого ряда Пухлый.

— А правда, сейчас бы граммчиков двести…

— Полкило.

— Кто больше?

— Во сколько перерыв в стекляшке? — спросила Валерка.

— В час.

Валерка глянула на часы и встала.

— Вера Николаевна! — прервала она историчку. — Можно вопрос?

— Вопросы в конце урока, — торопливо сказала та.

— Нет, серьезный вопрос: вы одобряете политику партии?

— В каком смысле? — напряглась историчка.

— Ну вот вам нравится то, что происходит? Ну, гласность, правду в газетах пишут…

— Что значит — нравится, не нравится, — строго сказала историчка. — Это курс партии.

— Да нет, я не о том. Вот вам, лично вам, все это нравится?

— А я себя не отделяю от партии.

— Интересная постановка вопроса, — поднялся Кирилл, как всегда рисуясь, как бы нехотя, через силу роняя слова, дирижируя себе сложенными щепотью пальцами. — То есть: вы признаете, что не имеете собственного мнения на происходящие в стране события? То есть являетесь слепым исполнителем чужой воли?

— Хватит демагогию разводить! — прикрикнула историчка. — Нахватались вершков и беретесь судить…

— При чем тут демагогия? — возмутился Кирилл. — Я логически развиваю вашу мысль.