Виктор Пелевин - Священная книга оборотня

При внутривенной инъекции кетамина с полковниками ФСБ творятся странные вещи. «Поездка по Каширке» была не метафорой, а довольно реалистическим описанием: хоть обмякшее тело Михалыча напоминало труп, его сознание неслось сквозь какой-то оранжевый туннель, заполненный призрачными формами, которые он умело огибал. Туннель постоянно разветвлялся в стороны, и Михалыч выбирал, куда ему свернуть. Это было похоже на бобслей – Михалыч управлял своим воображаемым полетом легкими, незаметными глазу поворотами ступней и ладоней, даже не поворотами, а просто микроскопическими напряжениями соответствующих мышц.

Я поняла, что эти оранжевые туннели были не только пространственными образованиями, они одновременно были информацией и волей. Весь мир превратился в огромную самовыполняющуюся программу вроде компьютерной, но такую, где hardware и software нельзя было разделить. Сам Михалыч тоже был элементом этой программы, но обладал свободой перемещения относительно других ее блоков. И его внимание двигалось по программе к самому ее началу, к люку, за которым пряталось что-то страшное. Влетев в последний оранжевый туннель, Михалыч приблизился к этому люку и решительно распахнул его. И то страшное, что было за ним, вырвалось на свободу и понеслось вверх – к свету дня, в комнату.

Я поглядела на Михалыча. Он оживал – но странно, нехорошо. Углы его рта подрагивали – на них выступили пятнышки не то слюны, не то пены, а из горла слышался звук, похожий на рычание. Рычание становилось все громче, затем тело Михалыча дернулось, выгнулось, и я почувствовала, что непонятная жуткая сила со дна его души через секунду вырвется на свободу. У меня не было времени на колебания – я схватила бутылку шампанского и с размаху ударила его по голове.

Внешне ничего особенного не произошло – Михалыч снова обмяк в кресле, а бутылка даже не разбилась. Но вот в его внутреннем измерении, с которым у меня до сих пор оставался контакт, случилось нечто удивительное. Сгусток злой силы, который рвался из его глубин наружу, потерял управление и врезался в сложную комбинацию мыслеформ, заполнявшую очередной туннель. Замелькали пульсирующие звезды и уходящие к горизонту полосы огня, похожие на разметку бесконечной взлетной полосы. Это было ослепительно красиво и напоминало виденную мной в шестидесятые годы хронику катастрофы скоростного катера-тримарана: катер оторвался от воды, сделал медленно-задумчивую мертвую петлю и расшибся о поверхность озера в мелкие дребезги. Здесь произошло почти то же самое, только вместо катера в мелкие дребезги расшиблось озеро: призрачные конструкции, заполнявшие оранжевый туннель, распались на части и с мелодичным звоном разлетелись в стороны, затухая, сворачиваясь и исчезая. А затем и вся вселенная оранжевых туннелей погасла и пропала из виду, словно отключили освещавшее ее электричество. Остался только обмякший мужик в кресле и мелодичный звук, который повторялся и повторялся до тех пор, пока я не поняла, что это телефон.

Я взяла трубку.

– Михалыч? – спросил мужской голос.

– Михалыч не может подойти, – сказала я. – Он очень занят.

– Кто это?

Короткого и простого ответа на этот вопрос у меня не нашлось. Через несколько секунд тишины на том конце линии повесили трубку.

Надо было додуматься – переименовать КГБ. Такой брэнд пропал! KGB во всем мире знали. А теперь не всякий иностранец и поймет, что это такое – «FSB». Одна американская лесбиянка, которая снимала меня на уик-энд, все время путала «FSB» с «FSD». «FSD» – это «female sexual dysfunction», болезнь, которую придумали фармацевтические компании, чтобы запустить в производство женский аналог виагры. Секс-дисфункция у женщин, конечно, блеф: в женской сексуальности важны не столько физические аспекты, сколько контекст – свечи, шампанское, слова. А если уж совсем честно, важнейшим условием современного женского оргазма является высокий уровень материальной обеспеченности. Но это пилюлей не решишь – it's the economy, stupid [10] Дело в экономике, дурачок – предвыборный лозунг Билла Клинтона. . Впрочем, я отвлеклась.

Хоть название у КГБ поменялось, кадры остались прежними, суровыми и закаленными. Нормальный человек от такого удара бутылкой по голове надолго отбросил бы коньки. А Михалыч довольно быстро стал приходить в себя. Возможно, дело было в том, что он получил удар в измененном состоянии сознания – при этом трансформируются физические свойства организма, как может подтвердить любой алкоголик.

Я поняла, что он в сознании, когда попыталась вытащить ключ от двери у него из штанов. Склонившись над ним, я увидела, что он смотрит на меня из-под приоткрытых век. Я сразу отскочила. Меня напугало происходившее с ним после укола – такого я раньше не видела, и рисковать мне не хотелось.

– Телефон, – прошептал Михалыч.

– Что телефон?

– Кто… Кто…

– Кто звонил? – догадалась я. – Не знаю. Какой-то мужчина.

Он застонал. Удивительно. Нормального человека после такого удара по голове волновали бы вечные вопросы. А этот думал о телефонных звонках. Как писал Маяковский, «гвозди бы делать из этих людей, всем бы в России жилось веселей» (это он потом исправил на «крепче бы не было в мире гвоздей», а в черновике было именно так, сама видела).

– Дайте ключ, – сказала я, – мне идти надо.

– Подожди ты, – выдохнул Михалыч, – разговор.

– Я с торчками не разговариваю.

– Не рассуждай…

Он говорил с усилием, делая большие паузы – будто каждое предложение было высокой горой, с которой он несколько раз срывался за время штурма.

– Ну да, – сказала я обиженным тоном. – Не рассуждай. Люське вон тоже говорили – не рассуждай. А как клиент у нее на ветке сакуры помер, попала под следствие. Адвокат говорит – перитонит, несчастный случай. А следователь клеит прорыв прямой кишки, непредумышленное убийство. И надо еще три штуки занести, тогда будет непредумышленное, а можно вообще налететь по полной… Давайте ключ, а то еще раз получите. И плевать, что вы из ФСБ. Мне ничего не будет, самозащита.

С этими словами я снова взялась за бутылку.

Он издал жутковатый звук – словно глубоко в омуте засмеялся водяной. Потом попытался что-то сказать, но получилось только:

– Сиди… Си…

– Слушайте, я последний раз по-хорошему прошу, – повторила я, – отдайте ключ!

– Сука, – сказал он неожиданно отчетливо.

Все-таки эти офицеры такие хамы. Не могут культурно поговорить с девушкой. Я занесла бутылку для удара, и тут дверь за моей спиной открылась.

На пороге стоял высокий молодой человек в темном плаще с поднятым воротом. Он был небрит, хмур и очень хорош собой – это я отметила без всякой личной вовлеченности, холодным взглядом художницы.