Николай Дежнев - Дорога на Мачу-Пикчу

Плавный ход моей набиравшей силу мысли был прерван появлением на кухне Сашки. Судя по виду, ей, как и мне, не удалось всю ночь нежиться в объятиях Морфея. Вылив остатки кофе себе в чашку, она тоном опытного дознавателя скомандовала:

— Рассказывай!..

Но как раз рассказывать-то о перевернувшем жизнь вчерашнем дне мне и не хотелось. Не стоит впутывать близких людей в свои сомнительные заморочки, даже если они тебя бросили. Детективные истории хороши тем, что в последней главе автор объясняет читателям, как все было на самом деле, я же понятия не имел, чем закончатся мои злоключения. До последней главы предстояло еще дожить, но, если судить по завязке истории, на хэппи энд особенно рассчитывать не приходилось. Может быть когда — нибудь потом, сидя со стаканчиком виски у камина, приятно будет вспомнить о былом… при одном условии, что это «потом» наступит.

— Одолжи мне машину!

Казалось, просьба ее нимало не удивила:

— Бери! Ты ее покупал, она твоя…

Нет, любимая, в азартную игру под названием «бессребреница» я с тобой играть не намерен. Как и убеждать, что подаренный «гольф» нужен мне всего на пару дней. Но момент, в принципе, удачный, может быть взять и попросить у тебя прощения?.. Так сказать, оптом, за все сразу! Оптом ведь дешевле обходится, чем каяться в розницу, погреховно. Только если уж посыпать голову пеплом, то не одному, а в компании с тобой. В семейных конфликтах виноваты, как правило, обе стороны, в этом проявляет себя испорченность человеческой натуры.

— В начале недели верну, — пообещал я, хотя она ни о чем не спросила. — И вот еще что!..

Очень мне не хотелось оставлять Сашке бумаги старика, но таскать их с собой означало подвергнуть еще большему риску. Из двух зол выбирают, как правило, третье, но у меня такой возможности не было.

— Эта твоя подруга, как ее?.. Та, что переехала жить в деревню…

— Наташа?.. — удивилась Сашка тем сильнее, что мы никогда о ее друзьях не говорили.

Я кивнул:

— Поезжай сейчас же к ней!.. Ты понимаешь, о чем я говорю? Сейчас же — означает сей же час, а лучше и побыстрее! Поживи у нее сколько сможешь. Главное, спрячь бумаги старика да так, чтобы ни одна живая душа о папке не знала. Возможно, ты помнишь, я иногда не прочь пошутить, но это совсем не тот случай!.. Да, оденься попроще, без этих твоих…

Но столь грубого вторжения в личную жизнь Сашка вынести уже не смогла:

— Прости, любимый, ватник в стирке, а кирзовые сапоги еще не по сезону!

Я подобрал с дивана атлас. Правильно сделал, что не стал просить прощения, ничего из этого не вышло бы:

— Ключи! Документы на машину!

Сашка окинула меня оценивающим взглядом:

— А знаешь, в тебе есть что-то от римских патрициев, только вот халатик кургузый и маловат! Твой тренировочный костюм в кладовке, я захватила его по ошибке…

Ну да, покидая второпях наше гнездышко! Теннисная форма и кроссовки валялись в багажнике «гольфа», вот и прихватила. Но получилось удачно, не щеголять же мне в рваном костюме. Переодевшись в спортивное, я приобрел вид человека на отдыхе, этакого дачника, собравшегося посетить свои угодья в Подмосковье. Осень на дворе, дождь, а он, только бы не проводить день с семьей, тащится за тридевять земель, убедиться в сохранности драгоценной собственности.

Все это было очень мило, но на сердце у меня скребли кошки. Кто знает, как оно повернется, может и видимся-то в последний раз! Захваченный жалостью к себе, я мысленно представил застолье, услышал голоса друзей, как они перешептываются, повторяя: его последними словами были… А женщины при этом подносят к глазам платочки. Самое время было сказать нечто значительное, что останется в памяти грядущих поколений Дорофеевых. Нет, я, конечно, не Цицирон и не Юлий Цезарь с его «жребий брошен», но по-человечески хотелось бы…

Сашка меня опередила, спросила, изломав не без скрытого ехидства бровь:

— Слушай, а ты уверен, это не алкогольные глюки?..

Уверен ли я?.. Да, любимая, уверен! Нет, не добра ты ко мне сегодня, совсем не добра! Желание сказать нечто умное напрочь отбила. Так всегда и бывает, только соберешься с мыслями и откроешь рот, глядь, а тебя уже со знанием дела возят мордой по столу. Удивительные существа эти женщины, как деликатно касаются они нежных струн твоего израненного сердца, но лишь затем, чтобы вырвать их с корнем к чертовой матери и испытать при этом садистское наслаждение. В том-то и беда, что уверен!

Сашка продолжала меня рассматривать:

— Странен ты нынче, Дорофеев, суетен и странен!..

Что ж, пусть так, пусть это останется на твоей совести! И потом, почему бы мне не быть странным, если понятие странности есть даже в физике? Все люди странны, каждый по своему, нормальных нет, а если и есть, то они безмерно тоскливы и скучны.

Оставалось только удалиться с миром, но вот мира в душе моей как раз и не было…

Иметь дело с железками я никогда не любил, хотя образование у меня техническое. Насколько я помню. После разрухи девяностых, когда люди в массе своей занимались не своим делом, это уже значения не имеет. Садиться за руль, удовольствия мне тоже не доставляет, но иногда приходится. Канифолиться в Московских пробках могут позволить себе лишь те, кто ни в грош не ставит собственное время. Но пасмурным субботним утром, да с дождичком, город тих, так что возникает иллюзия, будто в нем можно жить. В пухнущем от денег городе одиноких людей, который был когда-то Москвой моего детства.

К тому времени, как я съехал с кольцевой дороги, солнце стояло уже высоко. Там, за облаками. Иногда надо делать бессмысленные вещи, думал я, двигаясь в жиденьком потоке машин. Ежику понятно, ничего я в этой Соловьихе не найду, но ехать надо, хотя бы для того, чтобы немного развеяться. Переговорами по проекту, в случае чего, займутся мои заместители, не зря же я плачу им деньги. Но о деньгах думать не хотелось, да и думать вообще, а только смотреть по сторонам и катиться неведомо куда, не имея представления зачем. Этакая модель человеческой жизни, только в миниатюре. Из динамиков лилась спокойная музыка, по мере удаления от кольцевой машин становилось все меньше. Кому охота мотаться по мокрому шоссе в пелене висящей в воздухе мороси и грязи. Мысли мои текли сами собой ни на чем подолгу не задерживаясь. Вспоминались, почему-то, все больше мелочи, о которых и помнить-то нет нужды, но они живут себе своей жизнью в глубинах твоего «я». Скамейка на Тверском бульваре, где однажды ждал Сашку. Веснушки на носу мальчонки, спросившего, добрый я или злой. Страх на личике боролся с недоверием. Мать напугала, что я его заберу и тут же начала со мной кокетничать. Прашмандовка размалеванная, строила подведенные малярной кистью глазки. Вместо того, чтобы объяснить сынишке, что не бывает людей хороших, как не бывает плохих, а есть только оч-чень и оч-чень средние…