Николай Дежнев - Дорога на Мачу-Пикчу

— В случае благоприятного исхода… — повторила Александра Николаевна эхом, но с вопросительной интонацией, — вы хотите сказать, все так плохо?..

Павел Степанович только неопределенно пожал плечами.

Что было в ее голосе? Тревога? Да, вроде бы, нет! Просто хочет знать, как обстоят дела. Очень милая женщина, — думал доктор Ситников, вглядываясь в ее лицо, — и на редкость уравновешенная, настолько, что это даже пугает. Другая бы всхлипнула по бабьи или засыпала вопросами, а эта будто чужая. Впрочем, холодный ум в подобных обстоятельствах куда полезнее бурного проявления эмоций.

— С того времени, как это случилось, он без сознания?..

— Мягко говоря, — хмыкнул доктор, и поднялся, чтобы включить электрический чайник. — Точнее было бы сказать: без признаков жизни! Если не считать редкое, но все еще самостоятельное дыхание. Кома, Александра Николаевна, выражаясь простым языком, это нечто вроде неразбудимости, человек отсутствует во внешнем мире и, скорее всего, себя не осознает. «Скорее всего» — потому что судить об этом точно нет никакой возможности. За последние лет двадцать я и мои коллеги вытащили из коматозного состояния и клинической смерти больше тысячи человек, но даже у меня нет на этот счет однозначного мнения. Иногда кажется, что сознание у таких больных элементарно отсутствует — нет его, и все тут! — но встречаются случаи, когда я готов поклясться, что люди продолжают жить в каком-то ином неизвестном нам мире. А ведь если так вот задуматься, — посмотрел он на Александру Николаевну, — то человек и есть одно только сознание. Ну и бренное тело, конечно, но оно выдано ему как бы во временное пользование. Есть еще, правда, подсознание, однако тут дело темное, поскольку роль его отнюдь не ясна… Что вы на меня так смотрите, или имеет что-то возразить?

Зачем я все это ей говорю? А затем, — ответил сам себе Ситников, — чтобы немного расшевелить. Возможно, испытывать в подобных обстоятельствах терпение жестоко, но правила игры она задала сама.

Александры Николаевны смотрела на доктора растерянно:

— Неужели от моего мнения что-то зависит?..

— Кто знает, может быть так оно и есть! — развел руками Ситников. — Между людьми существуют не поддающиеся научному описанию связи, на которые, порой, только и остается надеяться. Когда в молодости я работал все больше скальпелем, то восторгался тем, как мудро устроено у человека тело, теперь мне приходится заниматься его внутренним миром, и знаете… — Павел Степанович усмехнулся, — очень хочется верить, что Создатель ведал, что творит…

Александра Николаевна вытряхнула из пачки новую сигарету, вскинула на Ситникова глаза:

— Для того, чтобы рассказать о роли сознания, вы меня и вызывали?..

— Не вызывал, а попросил приехать! — поставил ее на место доктор. — И видеть вас я хотел не для собственного удовольствия, а для того, чтобы понять причину случившегося с вашим мужем. От этого напрямую зависит лечение… Хотите кофе?

Не дожидаясь ответа, Ситников достал из шкафчика две большие кружки и насыпал во французский пресс заранее смолотые зерна. Двигая ручку, прогнал через порошок кипяток. Что верно, то верно, получить удовольствие от этой встречи он не ожидал. Думал, заявится какая — нибудь расфуфыренная фифа, вроде этого типа Егоршина с его распальцовкой, будет совать деньги, а в промежутках рыдать в платочек, а оказалось… А что, собственно, оказалось?.. Он же про Александру Николаевну ничего толком не знает! Что, если опять, как тогда, почудилось, а он и рад обманываться?..

— Сейчас, немного настоится, — Павел Степанович присел на стул, закинул ногу на ногу. — Нам с вами надо обстоятельно поговорить. Случай действительно не совсем обычный, мне надо в нем разобраться.

Александра Николаевна почувствовала себя неудобно:

— Поверьте, я не хотела вас обидеть! Мне сказали, вы один из лучших специалистов в стране. Идя сюда, я рассчитывала услышать, как обстоят дела…

— Если угодно, расскажу… Вам с сахаром? — поднявшись на ноги, Ситников начал разливать кофе. — А я все никак не научусь пить несладкий, — подал кружку женщине и, прихлебывая горячий напиток, принялся расхаживать по кабинету. — Сложность, Александра Николаевна, в том, что не понятна причина заболевания, если этим словом можно назвать состояние вашего мужа. Проведенные анализы показывают норму, хотя картина комы типичная. Нам часто привозят пациентов с улицы, о которых вообще ничего не известно, зато сразу ясно что с ними произошло. Тут и черепно-мозговая травма, и сосудистые заболевания, и разного рода интоксикации, будь то угарным газом или алкоголем. А в случае Глеба Аверьяновича… — доктор развел руками. — Прежде чем что-то предпринимать необходимо понять, как и почему начал формироваться процесс и каковы были обстоятельства, предшествующие развитию коматозного состояния…

Что-то не о том я говорю, думал Ситников, продолжая свое объяснение. Мне бы про ее глаза теперь печальные, про то, что улыбка у нее милая, только она почти совсем не улыбается, а я талдычу свое, как заведенный. Бросил рассеянный взгляд в окно. Моросивший всю неделю дождь несколько поутих. Небо на горизонте между домами просветлело, но на город уже опустились сумерки. День выдался на редкость длинным, поспать ночью не удалось, но Павел Степанович не чувствовал усталости. Она обрушится на него потом, теперь же им владело нервное возбуждение.

— Скажите, я могу видеть Глеба?

Ситников замер на полуслове и перевел взгляд на женщину. Смотрел долго и внимательно, как если бы не мог сразу решить.

— А почему бы и нет! — сломал в пепельнице недокуренную сигарету. Достал из шкафа накрахмаленный халат и помог накинуть ей на плечи. — Идемте!

Пустой больничный коридор просматривался из конца в конец. Миновав несколько палат, Ситников перекинулся парой слов с дежурной сестрой и взялся за ручку ближайшей двери. В тамбуре было темно, доктор открыл вторую дверь и они очутились в просторной, слабо освещенной голубоватым светом комнате с большим наглухо зашторенным окном. В головах единственной кровати, рядом со столиком с приборами, сидела женщина. Горела под зеленым колпаком настольная лампа, сиделка читала книгу. При их появлении она попыталась встать, но Павел Степанович остановил ее жестом.

На кровати, опутанный шлангами и проводами, лежал, выпростав поверх одеяла руки, мужчина. Его осунувшееся лицо было мертвенно бледным, губы плотно сжаты, высокий лоб в обрамлении пегих от седины волос казался особенно большим и каким-то мертвенно закостеневшим. Если он и дышал, то это было трудно заметить.

Александра Николаевна смотрела на мужа не отрываясь, но вдруг покачнулась и начала оседать на пол. Доктор подхватил ее под руки и увел в кабинет. Усадив на диван, поднес к носу ватку с нашатырем. Женщина пришла в себя и разрыдалась. Павел Степанович ей не мешал. Поданный им стакан воды только прибавил слез. Чувствуя, что начинается истерика, Ситников достал из шкафчика начатую бутылку и плеснул в стакан коньяка.