Михаил Веллер - Живы будем – не помрем

Проклиная раззяву, один — хороший пловец — вмиг содрал с себя форму и прыгнул в обжигающую ледяную воду. Ему удалось почти сразу поймать тонущего за одежду и подтащить к гранитному спуску. Второй по рации сообщил о происшествии, и уже дежурный в центре вызвал к ним «скорую».

Когда звягинская бригада прибыла на место, приходящий в себя утопленник трясся и вяло отплевывался мазутистой водой, а его спаситель, одевшись, махал руками и делал приседания, чтобы согреться.

— Что ты искал в реке, ныряльщик? — ободряюще спросил Звягин, таща с Гришей к машине парня, с которого лили ручьи.

И в ответ получил вопрос о смысле жизни, каковой вопрос и разложил невозмутимо на составные части.

— Вразумительно, — просипел спасенный. — Обстоятельно.

— Мало тебя родитель в детстве порол, — неожиданным мужицким говорком пробасил юный милиционер, влезая следом в салон — посидеть в тепле.

— Хлебни чаю и посиди пока рядом с водителем, — выпроводил его Звягин.

— Кордиамин сделаем? — спросил Гриша, кидая в угол мокрое тряпье. — Как тебя зовут, Ихтиандр? — Надел иглу на шприц.

— Матвей… — Парень проливал чай на курчавую юношескую бородку. Тонкие ребра ходили под голубой пупырчатой кожей.

Звягин раскрыл раскисший студенческий билет: третий курс философского факультета.

— Как ты сверзился в воду, философ?

— В-ва-ва-ва, — простучал зубами философ. Его вдруг заколотила крупная дрожь. — Оступился…

— Ой ли? Что, головушка не выдержала мудрости веков? — съязвил Гриша. — Охладиться решил? Отдохнуть?

— В-вам эт-того не понять… — простучал Матвей.

— Где уж нам, — согласился Звягин, — отставным солдафонам, клистирным трубкам. Нам думать некогда, времени на это не остается. Это вы все философствуете — с моста в реку. Мыслители.

Пока ехали в приемный покой на улицу Комсомола, выяснились некоторые подробности как личного, так и общего плана. К первым относилось то, что жизнь Матвея решительно благополучна: из обеспеченной семьи, учится в университете, здоров, умен, — что называется, ничем не обделен. Ко вторым же Звягин прислушивался иронически: по словам впавшего в возбужденную разговорчивость Матвея, существование его стало непрерывной мукой, и не чаялось от нее избавления, потому что причины были какие-то абстрактные и глобальные.

— Все бессмысленно, — проповедовал Матвей с носилок. — Почему самые лучшие люди должны в жизни столько мучиться? Зачем чего-то добиваться, если все равно когда-нибудь умрешь? К чему все, если Солнце когда-нибудь погаснет, и жизнь на Земле кончится?

Горестные сетования сыпались из него, как в финале античной трагедии.

— Бешенство мозга, — поставил диагноз Гриша, и уточнил, — зажравшегося. Вот поработал бы ты на моем месте, когда каждую смену люди у тебя под руками умереть норовят, а ты их откачиваешь — может, и поумнел бы. Понял бы смысл жизни.

— А вы уверены, что их всех стоит спасать? — вопросил Матвей. — А если кто-то из них приносит лишь зло? А если кто-то все равно скоро умрет, испытав лишь ненужные мучения?..

— Знакомая постановка вопроса, — одобрил Звягин. — Гуманная. Глубоко философская. А главное — позволяющая ничего не делать.

Въехали под арку и остановились во дворе. Гриша поднялся на крыльцо, позвонил.

— Мне жаль вас, — соболезнующе сообщил Матвей на прощание. — Живете, не задумываясь… Верите в пользу… Рабочая пчела… Впрочем, вы счастливы.

— Видал наглецов, — сказал Звягин, — сам наглец, но такой — это редкость. Мотя-обормотя. Мне бы твои проблемы.

— Это не мои проблемы, — проплыл ответ из освещенного коридора. — Это проблемы человечества… И решать их таким, как я, а не таким, как вы…

— Глупости, — сказал Звягин. — Кто работает, тот и решает. А кто плачется, тот поплачет и бросит.

Он заполнил карту и вернулся в машину: — На станцию.

Взлетели на Литейный мост. Гриша спросил:

— Леонид Борисович, а теперь скажите — стоило ли его спасать, свинью неблагодарную? Меланхолик высокомерный…

— Спасать-то всегда стоит, — неопределенно отозвался Звягин, подремывая в кресле. — А вот что дальше…

Назавтра жена, вернувшись из школы, застала его за странным и небывалым занятием: Звягин валялся на диване, задрав ноги на спинку и уставившись в потолок. Вид он имел отрешенный.

Через час такого его неподвижного лежания в доме установилось легкое беспокойство: поведение Звягина выглядело беспрецедентным, решительно ни на что не похожим. Лежать, днем, целый час, молча, ничего не делая…

— Папа, что случилось? — не выдержала наконец дочка. — У тебя неприятности?..

Жена отреагировала иначе:

— Или ты нездоров, или боишься в чем-то признаться.

— Я ищу, — ответствовал Звягин.

— Что?

— Смысл жизни.

Привычные ко всему домочадцы впали в краткое остолбенение.

— Давно? — ехидно спросила дочка.

— Уже полдня.

— И где ты его ищешь? — уточнила жена. — На потолке?

— Если ты против того, чтоб я искал смысл жизни дома, я могу поехать в Академию наук, — предложил Звягин. — Только не жалуйся потом, что редко меня видишь.

— А до сих пор в твоей жизни смысла, значит, не было?

— Наверное, был. Но я его не очень искал.

— А теперь зачем он тебе вдруг понадобился?

— Для разнообразия. А то что ж такое, в самом деле: живешь-живешь, а в чем смысл — не знаешь. Каждый должен когда-то задать себе этот вопрос.

— Леня, — сказала жена, — ответь, пожалуйста: тебе этот вопрос кто задал — внутренний голос или какой-нибудь новый знакомый?

— Какая разница? — возразил Звягин. — Разве смысл от этого меняется?

— Послушай, ты всерьез, или ваньку валяешь?

— А по-твоему у меня не хватит мозгов в этом вопросе разобраться?

— Мудрецы всех эпох бились над этой проблемой! — с учительским пафосом произнесла жена, делая эффектный жест в сторону книжных полок — как бы призывая в свидетели своих слов упомянутых мудрецов всех эпох, написавших библиотеку.

— Это еще не повод, чтоб сию проблему не решить, — здраво заметил Звягин, мельком покосившись на ряды книг.

— Папа, — заявила дочка не без нахальства, свойственного юности, — у тебя слегка мания величия.

Звягин спустил ноги с дивана и добродушно улыбнулся.

— Есть одна замечательная история про знаменитого изобретателя Роберта Вуда, — поведал он. — В свадебное путешествие Вуд отправился в Египет, и там ученые показали ему загадочное розовое золото фараонов, секрет которого пытались раскрыть уже сто лет. Будучи человеком бесконечно любопытным, самоуверенным и бесцеремонным, Вуд украдкой сунул одну безделушку в карман, и в номере гостиницы, пока жена спала после обеда, раскрыл секрет при помощи ее маникюрного набора, лака для ногтей и спиртовки. Ученые были просто убиты.