Дональд Стюарт - Современная австралийская новелла

— Вам куда? В Мельбурн?

— А вам куда? — настороженно осведомилась она.

— В Мельбурн.

— Отлично. Я с вами.

Девушка подхватила свои пожитки, аккуратно сложенные в мешок из-под пшеницы. Водитель наклонился и взял у нее мешок.

— Осторожней, там пластинка!

— Будет полный порядок, детка.

И он переложил мешок в маленькую кабину.

Она прикинула высоту подножки, с разбегу вскочила на нее и плюхнулась на сиденье рядом с ним. И вот уже фургон ползет дальше, медленно, милю за милей одолевая свой невеселый путь… Она проснулась оттого, что в глаза ей ударил яркий, флуоресцирующий свет, и часто заморгала.

— Вы уже почти на месте, — ухмыльнулся водитель.

— Который час?

— Половина второго. Ночевать где будете?

— У друзей. Тут у меня где-то есть адрес.

И она стала рыться в своем мешке.

— А что там у вас за пластинка?

— Другу в подарок.

— И вы тащили ее из самого Квинсленда?

— Да.

— Можно было в Мельбурне купить, знаете ли. А так — только лишние хлопоты.

— Нет, — возразила она твердо. — Мне нужно отдать ее сразу, как только я его увижу.

Водитель понимающе кивнул. Фары встречной машины на миг высветили его профиль.

Улицы Карлтона были погружены во мрак и безмолвие, и хриплые жалобные завывания огромного автофургона эхом отзывались в проулках, вибрировали в старых трубах домов и перебудили всех спящих животных в округе.

Девушка занервничала.

— Если можно, остановите на этом углу, дом я найду.

— Да я вас, знаете ли, до самой двери могу довезти, — ответил водитель.

Но так все бы завершилось чересчур гладко и как-то унизительно. Девушка вдруг почувствовала, что стыдится этого фургона, который с такой бережностью, с такой верностью доставил ее к месту назначения.

— Может, мне погудеть — пусть знает, что прикатила его любовь, а?

И водитель лукаво ухмыльнулся.

— Не надо, — бросила она поспешно и спрыгнула на мостовую. Потом, задрав голову, подозрительно его оглядела. Он рассмеялся, запустил мотор, с силой захлопнул дверцу.

— Еще увидимся, лапочка.

И металлическое чудище неуклюже уползло.

Теперь она была одна-одинешенька.

Что же это будет? От волнения у нее взмокли ладони, желудок отяжелел, словно она наглоталась сырой глины. Веки набрякли, опустились, и ей почудилось, что черная полоса дороги чуть сдвинулась.

В доме, номер которого значился у нее на бумажке, было оживленно — ритмичная музыка модной пластинки, громкий смех. Старый такой, двухэтажный, с выгоревшей краской и разбитым окном, он стоял в ряду домов, примыкавших друг к другу. Через перила балкона перегнулись несколько человек, и среди них юноша лет двадцати с небольшим: на шее — ожерелье из яблочных семечек, в руке — стакан с пивом.

— Что там, в мешке? — весело спросил он.

Девушка вскинула глаза:

— Моя злющая мачеха, — холодно бросила она.

Он ухмыльнулся.

— Волоки ее наверх.

— Я ищу одного человека… — начала было девушка, но ей помешали: какого-то молодого джентльмена стало выворачивать, и рвота полилась на кусты живой изгороди под балконом.

— Входи-ка ты лучше в дом, — крикнул ей кто-то. — Не то вымокнешь до нитки.

Громкий смех на балконе. Девушка с благодарностью приняла приглашение, но с верхнего этажа никто не спустился, чтобы встретить ее, и, когда она очутилась в полутемном коридоре, у нее почему-то было такое чувство, будто она вошла без спроса.

Вдоль стен в зеленоватых винных бутылках горели свечи, а в комнате, на другом конце коридора, в огненно-красном свете мелькали в такт музыке яркие балахоны, изношенные джинсы, босые ноги, и слышно было серебристое позвякивание колокольчиков, прикрепленных к запястьям и лодыжкам танцующих. Музыка перекрывала шум голосов, но вот кто-то рухнул на проигрыватель. Раздался возмущенный крик, потом другой, такой же сердитый, в ответ. Мужчина и женщина начали браниться между собою, и, пока они честили друг друга на все корки, шум в комнате стал понемногу стихать.

В коридор спустился с балкона тот самый юноша в ожерелье из яблочных семечек и взял ее мешок.

— Входи же, — сказал он.

— Я… Право, не знаю… М-м-м… Я ищу одного человека…

Но он ушел, не дослушав, и она нехотя последовала за ним.

Вся компания посмотрела на возникшие в дверях фигуры. То не был пристальный или хотя бы заинтересованный взгляд, скорее в нем была отрешенность, с какою лениво жующие коровы взирают на птичек, усевшихся где-нибудь поодаль на изгороди.

Перебранка прекратилась на миг, потом вспыхнула снова, с еще большей свирепостью.

— Ты откуда, рыбонька? — крикнул кто-то, обращаясь к девушке.

— Из Квинсленда, — напряженно прозвучало в ответ.

Слова эти как бы послужили сигналом — вечеринка вдруг опять забурлила вовсю: один заорал, что Квинсленд — полицейский штат, другие захрюкали и забегали вперевалку, изображая свиней; [14] «Свинья» — жаргонное прозвище полицейского офицера. третьи затянули песни протеста и бунта.

Между тем проигрыватель наладили и запустили опять, перебранка стала еще яростней, и шум вечеринки с новой силой врезался в молчание ночи. Чья-то рука ухватила бутылку с кларетом, налила вина в стакан и протянула девушке.

— Ты что здесь делаешь?

— Ищу одного человека.

— Кого?

— Джона.

— Джона — а дальше как?

— Я… Ну, я не знаю, как его фамилия. Он студент. Изучает право и гуманитарные.

Отчетливо-громкий вздох.

— И это все, что тебе о нем известно?

— Конечно, если б я его увидела, то узнала бы сразу: длинные такие каштановые волосы, бородка. Всегда в синих джинсах, рубашка — из американского флага…

— Да таких — тринадцать на дюжину! — воскликнул тот, что подал ей кларет.

— Но он живет здесь.

— То есть как — здесь? В этом доме?

— Ну да. Он… он сейчас тут?

— Не исключена. Подожди-ка, я схожу спрошу Мардж. Она здесь живет.

Пока его не было, девушка хмуро жалась к стене. Кларет оказался тепловатым. Но вот юноша вернулся и, взяв ее за рукав, отвел в тесную кухоньку. Мардж стояла у раковины и нарезала салат. Увидев девушку, она улыбнулась.

— А теперь, Мардж, повтори-ка все с самого начала, — сказал юноша и вышел.

— Так вот, Джон жил здесь, но уже несколько месяцев как съехал.

— A-а… И где же… он теперь живет?

— Да тут неподалеку. Квартала через два.

— Вы его адрес знаете?

Мардж открыла буфет, извлекла оттуда клочок оберточной бумаги и протянула его молоденькой собеседнице.

— Джордж говорит — вы из Квинсленда?

— Да.

— Видно, Джон пользуется большим успехом, не иначе. Могу сказать точно: ни из-за одного мужчины я бы в такую даль не потащилась. — И она стала счищать салат с покрасневших пальцев. — Вы из какого университета?