Ольга Камаева - Eлка. Из школы с любовью, или Дневник учительницы

Сделайте это, если оно вам, конечно, надо.

А я обслугой быть не хочу.

15 мая

Вдруг пришло на ум.

Чиновники — слуги народа, а учителя — обслуга народа. Вроде однокоренные слова, а в корне разные.

Точно старею. Начинаю думать афоризмами.

18 мая

Настроение по-прежнему дрянь, а в таком состоянии меня все время тянет философствовать.

Зато я теперь знаю, почему нет книг о нынешней школе. Почему есть про бандитов, проституток, вампиров, олигархов, домохозяек, бизнес-леди, голубых, ментов, депутатов и бомжей, но нет про учителей.

Писать о школе напыщенно и исключительно в превосходной степени, как было положено раньше, — значит лицемерить. Слава богу, оных дел мастера нынче не востребованы. Пусть лучше ничего не будет. Молчание честнее.

Писать откровенно — большой соблазн в погоне за тиражом опуститься до чернухи, благо поводов достаточно. Публицистика и СМИ идут как раз таким путем, но писатели его благоразумно остерегаются. Или потому, что надеются остаться в веках, а с враньем это вряд ли получится. Или потому, что поздно, но спохватились: должно же быть хоть что-то святое! И, хотя ржавчина уничижения ударными темпами разъедает ореол подвижничества, чуть ли не мученичества российского учительства, кое-что от него еще осталось, и многие просто не решаются его трогать. Вдруг не выдержит и рассыплется в прах?

Наконец, есть третий вариант — пытаться писать честно, не очерняя, но и не приукрашивая. Это сродни воспитанию: если ребенка любишь по-настоящему, то и оценивать его стараешься объективно. Разве правильно не замечать у него дурные наклонности? Не то что неправильно — преступно! Но обязательно надо и хвалить, без похвалы ребенок хиреет.

Писать честно сложно, коммерчески невыгодно, вот и нет желающих. К тому же занятие это крайне неблагодарное: у нас каждый сам себе педагог, а потому бит будет автор многократно, воодушевленно и нещадно. Бит он, конечно, будет и в первых двух случаях, но там цели изначально предполагают высокую степень толстокожести. Здесь все больнее и чувствительнее.

И — что же?

В назначенные даты с разновеликих трибун еще звучат высокопарные речи о важности и благородстве учительской профессии. Но между ними уже повисла глубокая, тягостная, предгрозовая тишина…

Да, честно писать сложно.

Даже дневники. Я теперь поняла, почему их чаще всего заводят подростки: дневники ведут только очень смелые люди. И еще поняла, почему большинство скоро бросает. Многие думают — из-за лени. Нет. Просто трудно писать так, как думаешь на самом деле. Потому что, если это не примитивное фиксирование событий, а настоящий дневник, приходится заглядывать в себя столь глубоко, что не все, что там видишь, приятно. Как бы ни был чист колодец, грязь внизу все равно есть. Так лучше плавать на поверхности в прозрачных, отстоянных водах и получать удовольствие. Многие быстро это понимают. Даже в революционном переходном возрасте.

А если не боишься себя — боишься других. Боишься, что напишешь правду, и однажды близкие ее узнают. Ведь если ты не будешь щадить себя, то и других — вряд ли. Да и зачем?

И большинство молчит. Не пишет. Не хочет видеть, что происходит в себе и вокруг. Живет по принципу «забей и не парься». Вот он, главный девиз нашего времени! Поэтому и нет у нашего времени героев. А нет их — и ничего не меняется.

Давно живем в формате 4D: говорим одно, делаем другое, в отчетах пишем третье, думаем, разумеется, четвертое. А попробуй написать, что думаешь, или сделать, что говоришь! Как на ненормальную посмотрят. Потому как есть формат: говорим одно, делаем другое… И не лезь со своим уставом.

А я сама? Разве я не лицемерю? Разве здесь, в этом самом дневнике, я пишу всю правду до конца?

Нет. Потому что тоже все боюсь сказать даже бумаге. Я и сейчас покрываюсь холодным потом, представляя: вдруг со мной что-нибудь случится, и кто-то чужой или, того хуже, мама прочитает дневник? Зачем ей знать, какая я на самом деле? Она уверена, что я лучше, сильнее, а мысли мои чище. Она убеждена, что вырастила хорошую дочь, счастлива и горда этим. Зачем ей еще одно разочарование?

И еще…

Хорошо, хоть раз скажу все до конца.

Да, больше всего я боюсь себя. Потому что только я знаю, как часто у меня появляются дрянные, гнилые мыслишки. Большинство их, тут же решительно прогнанных, лишь мелькает в голове и вылетает, почти не отравив меня своим зловонным душком. Но иногда они находят темный укромный уголок и, затаившись, ждут своего часа. Как повилика, не имея корней, присасывается к добротному растению, опутывает его своими хищными стеблями и высасывает все соки, так и они, не имея совершенно никаких оснований, подпитываясь комплексами и страхами, разрастаются до мнений или даже убеждений, затем подобно гнойным нарывам вызревают и, наконец, прорываются ядом — грубостью, высокомерием, цинизмом…

Трудно поверить, что пишу это о себе.

Вот Ирка думает, что я чересчур скромная или гордая. Да, но это лишь часть правды. А другая часть в том, что, пока я не принимаю Иркиных денег, я богаче ее: у нее их много, но и только, а я, во-первых, в деньгах не нуждаюсь, и, во-вторых, у меня есть мама. Явное преимущество, и лишаться его из-за жалкой тряпки я не имею не малейшего желания.

И маму терять тоже не хочу. Не хочу делить ни с какими Леонидами Петровичами, даже самыми расчудесными и расхорошими. Умом понимаю, что веду себя как подлая, мерзкая эгоистка, что она тоже имеет право на личную жизнь, на любовь, пусть спокойную, тихую — какую хочет! А душой не отпускаю — моя! Но ведь надо. Она же все видит, все чувствует и мается. Мало ей отцовских пакостей, тут я еще…

Я же говорила: дурные мысли.

Дрянь! Дрянь! Дрянь!

22 мая

Ездили на дачу к Сережиным друзьям. Хорошо, что он меня вытащил, иначе бы совсем прокисла. И погода почти летняя, и люди оказались славные. В душу не лезли, но у меня почему-то все время было ощущение, что они все про меня знают и все понимают.

Трудотерапия вещь полезная, а иногда и спасительная. Олеся пыталась сопротивляться, но я отстояла право отработать свою порцию шашлыка. Немалую, кстати, — мясо получилось изумительное.

Надеюсь, на моих грядках вырастет тоже нечто изумительное. С нас взяли клятвенное обещание через пару месяцев непременно приехать и проинспектировать лично. Я бы и пораньше не отказалась.

P.S. Как же хорошо, что рядом Сережа!

Самый лучший, самый добрый, самый надежный! Страшно даже представить, как бы я прожила последние полгода, если бы его не было рядом.

Люблю тебя.

25 мая

Утром ходила на линейку. Все нарядные, взбудораженные, но усталость чувствуется. Или я свое настроение переношу на других?

Странно звучит: «Мой первый последний звонок». Впереди еще экзамены, выпускной, но учеба уже закончилась, до каникул совсем чуть-чуть, есть повод подвести предварительные итоги.