Ольга Камаева - Eлка. Из школы с любовью, или Дневник учительницы

Думаешь, я тебя одергивала, потому что злая? Или беспринципная? Тебя, глупенькую, хотела защитить. Ведь обломают в два счета. Уже… обломали.

Трепаться, конечно, не перестанут, толстуха не успокоится. До похорон еще болтовню слышала, так это вот от кого, оказывается, несло. Сука. И я, дура, засомневалась: отдавать письмо — не отдавать. Сколько глупостей делаем с чужих слов; все выдумываем, выдумываем… В хорошее веры уже нет.

И тебя, Ленка, нет…»

Сергей свернул в небольшой скверик у кафе и присел на свободную скамейку. Повертел лист в руках, оттягивая время. Он очень боялся этих роковых последних слов — многое уйдет, забудется, но только не они. С ними теперь жить.

Наконец, развернул. Лист оказался плотно, в каждую клеточку, исписан старательным круглым почерком. Сергей автоматически отметил: ни одной помарки, значит, переписывала; значит, продумывала каждое слово.

На бумаге угластой кардиограммой бились короткие строчки: тук-тук, тук-тук, тук-тук… Она опять его удивила. Обманула все тревожные ожидания и мрачные предположения, оставив ему только легкую, светлую грусть. Незамысловато — простенькие слова, сбивающийся местами ритм, не всегда пойманные рифмы, — но так остро, пронзительно, щемяще… Да и как иначе можно просить любви?

Чуть ниже торопливая, уже быстрым прыгающим почерком, короткая приписка:

«Милый, милый Сережа! Сейчас признаюсь: все-таки я неважный строитель. Хороший начинает работу с расчетов. А в воздушных замках все обманчиво — и красота, и уникальность, и надежность. Дунул ветерок — и нет их. Полетели дальше, к другим любителям мечтать.

А нам ничего не осталось. Пустота».

Сергей согнулся над листком. Дыхание перехватило, будто тяжело, профессионально ударили в солнечное сплетение. Казалось, если сейчас, тут же, сию секунду не вздохнуть, легкие не выдержат и взорвутся, а тело кровавыми клочками разлетится по сторонам…

Он еще долго сидел. Связно выстроенных мыслей не было, потому что все произошедшее за последние дни никакой логике не подчинялось. И сколько он ни пытался, не мог найти ответ на главный вопрос: почему именно она — светлая, умная, чуткая? И как она смогла понять близость конца, неужели всегда жила с мыслью о смерти? Если бы он знал об этом раньше…

Но Сергей не знал. Он и не мог знать: стихи и даже приписка к ним были написаны давным-давно, сразу после их знакомства на новоселье. И вряд ли кто, кроме матери, прочитал бы их, если бы не совершенная случайность. Убираясь в выходные, Лена перетряхивала ящики и, не успев разобрать бумаги до конца, часть оставила на столе. Недолюбленная и неуверенная, она мечтала о многом, но тогда, в дни томительного ожидания его первого звонка, надежда казалась столь зыбкой, что Лена согласна была принять даже самое малое. Вот и получилось: она думала о встрече, а он решил — о прощании. Вышло совсем как с удивлявшей ее историей: событие одно, а интерпретаций — множество.

И каждый думает, что прав.

Но было только так, как было.

Впрочем, чему тут удивляться? Елка теперь сама — история…

В общую палату Илью подняли тем же вечером. Свободных коек было несколько, и он попросился к окну. И свежее, и светлее.

После ужина дежурная медсестра сделала уколы, и боль постепенно утихла. Тело, а за ним и душа растеклись в легкой, благостной истоме, и мысли Ильи в который раз полетели в будущее. Оно представлялось спокойным, светлым, и думать о нем было приятно.

Так будет. Обязательно. Он уже все решил.

Окончив школу, он обязательно пойдет в пед — на исторический или, в крайнем случае, филологический. Нет, только на исторический. Если придется совсем туго, попросит Елену Константиновну позаниматься с ним дополнительно. Это даже лучше — он сможет видеть ее, слушать ее… Он не подведет и обязательно поступит, будет хорошо учиться, станет таким же умным и справедливым, как она — Елка, Елочка… В школе все зависит от учителя, значит, он должен стать очень хорошим учителем. Они с Елкой будут вместе работать, он будет уже не глупым мальчишкой, а взрослым мужчиной, ее коллегой и, может быть…

Он мечтал, глядя в бездонную черноту ночного неба, еще не зная: где-то далеко-далеко, на самом краю Вселенной, только что загорелась новая горячая звезда…

Здесь и далее речь об учебнике для 9 класса «История России XX — начало XXI века»; авторы А. А. Данилов, Л. Г. Косулина, М. Ю. Брандт. Учебник победил на конкурсе среди учебников по новейшей отечественной истории. В российских школах используется наиболее широко.

Возможно, тут допущена ошибка, неверно указана фамилия композитора, потому как Моцарт был отравлен и умер в довольно-таки молодом возрасте. В нищете и своей смертью умер другой великий композитор — Людвиг Ван Бетховен. (Примечание верстальщика fb2).

Герострат — житель Эфеса; в 356 году до н. э. сжег в родном городе храм Артемиды для того, чтобы его имя помнили потомки.

Речь о фильме «Москва слезам не верит».

Пример приведен реальный, поэтому орфография цитаты сохранена.

«И снег, и ветер, и звезд ночной полет» — строчка из популярной советской «Песни о тревожной молодости».