Эдуардо Бланко-Амор - Современная испанская повесть

Я посмотрел на часы: всего четверть четвертого, боже правый, куда мне деваться! «Могучий» тронулся с места, будто пошел своей волей, и вскоре я уже громыхал по проспекту Кастельяна, впиваясь колесами в асфальт и глотая горячий парной воздух. Там было довольно людно, пробка машин, все спешили поскорей вырваться из этого пекла. Там, где возвышается на коне молодчик с вытянутой рукой [12] Памятник испанскому полководцу Мануэлю Гутьерресу де ла Конча (1804–1892). , я объехал памятник, проскочил красный свет и послушно поехал, куда указал мне этот тип на пьедестале — ладонью и даже пальцем… Слушаюсь, господин начальник, привет! Приказывайте, на то вы тут! Но я знал, что все это — не то, от квартала меня с души воротило, и я поехал прямо к вокзалу Аточа, а затем до Легаспи, пересек мост, вонючий рынок и вонючую реку и это место, все в рытвинах, и уже хотел остановиться и развернуться, обалдев от столба с указателями «На Кадис», «На Гранаду», «На Малагу» и так далее, когда увидел этих рыженьких, близняшек вроде, в черных очках с белой оправой — они ехали в машине с откидным верхом и глядели на меня — на этот счет не было сомнений, — смеялись и что‑то про меня говорили друг дружке. Я сейчас же им помахал, хэллоу, хэллоу, тоже со смехом, и гордо выпрямился на мотоцикле. Потом подъехал поближе к их красному «МГ», и так мы проехали изрядный кусок пути. Ехали уже по автостраде, хоть и очень медленно, я по средней желтой линии, а они в крайнем ряду справа. Одинаковые, тютелька в тютельку, маленький ротик и белые — пребелые зубки, все время смеются, волосы убраны в белые платочки, а я был с непокрытой головой, и моя грива трепалась по ветру: ведь мы все время наращивали скорость; на них были синие в полоску футболки, только у одной полоски вдоль, а у другой — поперек, и я почти наверняка углядел — обе были в шортах. Кроме полосок вдоль и поперек, они различались тем, что одна вела машину, а другая — нет; больше они ничем друг от друга не отличались. Странный народ эти англичанки, подумал я; куда это они едут вдвоем, и такие похожие: да, с ними сломаешь мозги! Они мне что‑то сказали, но ведь они воображают, мы обязаны знать все их языки; вместо приветствия или чтобы познакомиться, я крикнул первое, что пришло в голову: «Drink сока — cola!» [13] Пейте кока — колу! (англ.) Они явно услышали и от души рассмеялись. Я подумал, что они остановятся, и мне удалось ухватиться за их спортивную машину поверх дверцы, и так мы ехали какое‑то время, словно добрые друзья, но сумасшедшая за рулем вдруг наддала и чуть не оторвала мне руку. Я растерялся: ведь все шло хорошо, разве нет? Я не какой‑нибудь сорванец и не нахал, поэтому догонять я не стал, но метров через сто они сами остановили машину. Ах, вы хотите играть, ладно! И я ринулся вперед на «Могучем», грохоча словно тысяча дьяволов. Они тоже прибавили газу, и мы снова ехали вровень. Блочные дома, сотнями выстроенные у начала автострады, — они всегда на меня такую тоску нагоняют — откатывались назад, квартал за кварталом, маленькие бетонные башни с дырочками окон. Ветер трепал мою львиную шевелюру, бурую гриву льва — завоевателя, как я ни пригибался к мотоциклу, — только голову приподнял, чтобы видеть красные огни (сквозь солнечные очки), — ветер бил меня в грудь, полы рубахи развевались по ветру, а из выхлопной трубы вырывались звуки, похожие на рык пантеры.

«МГ» скользил почти бесшумно и мало — помалу обгонял меня, а близняшки не только глуповато хихикали, а еще и подбадривали меня и звали за собой, махая руками. Но моя «дукати» уже перегрелась, я изрыгал зловонный дым, похлеще американского реактивного, хуже тучи мадридского автобуса, да, черный дым толще банки оливкового масла, из магазина на улице Кальво Сотело. Поэтому я сбросил скорость и, плюнув, распростился с сеньоритами, сбавил газ. В общем, заурядное приключение, две пташки, настолько похожие, что или надо слопать обеих, или не подступаться. Мне бы полдюжинки голубок вроде этих, да и то это будет на один зубок.

Я был раздражен, не скрою, особенно из‑за того, что «Могучий» у меня доходил, он пережегся от жары и запрещенной скорости; и я подъехал к «Мария Сантиси- ма», бензоколонке возле Вальдеморо, почти в пятнадцати километрах пути, чтобы заправиться и выпить пепси.

Я сел там под навесом и после пепси выпил «куба- либре», я курил и протирал очки и приводил в порядок мотоцикл. Вдали я видел весь Мадрид, гостеприимный и беспощадный, — я живу здесь уже четыре долгих года, — оп лежал как на ладони: купола, крыши, небоскребы, жалкие домишки, приглушенные краски, и надо всем — дым; видение призрачное и смутное, выныривает из тумана, из мглистой атмосферы с бетонными башнями и кладбищами, и нитка дороги — как последняя нить жизни города, где все в движении; это пролом, продырявленное отверстие размером в игольное ушко, и сквозь него удирали на полном газу те, кто мог усесться в машину, дабы вдохнуть чистый воздух. Движение на дороге возрастало у меня на глазах, в первый час субботнего послеполудня. Машины мчались что есть мочи, набитые чемоданами и людьми: дети, женщины; конечно, чаще всего — с иностранными номерами, ж — ж-ж на Юг, наслаждаться жизнью. Дальше, за дорогой, была видна желто — бурая земля, отлогие холмы, утыканные рекламами прохладительных напитков и призывами покупать участки па побережье; овражки, заросшие колючим кустарником на ладонь от земли, и черные норы кроликов — все распласталось в покое и жарится на солнце.

Автомобили и мотоциклы терялись на дороге, ведущей в Андалусию, и, хотя моторы накалились и некоторые машины дымили, водители, казалось, были яростно — веселы, словно море уже совсем рядом и они вот — вот медленно погрузятся в него. Я позавидовал этим людям, но отнюдь не испытал к ним ненависти, напротив: я нашел, что они умнее прочих и доблестнее, ведь они удирали так же, как и я, потому что им все надоело. Где‑то там, вон за той грядой, в конце шоссе, были море и золотистые шведки Не пара тощих рыжих близняшек, но тысячи и тысячи женщин в бикини, пупок наружу, они гуляют по песчаному пляжу, ходят из бара в бар, делая вид, что никого не замечают, а на самом деле поджидают нас, молодых мужчин, и меня прежде всего. Все — в купальных костюмах, а то и вовсе нагишом, кому какое дело, эти иностраночки такие ласковые и такие смугляночки от солнца; там, на этих новых курортах, никто пи на кого не смотрит, каждый гуляет сам по себе, как и должно быть, мне про это рассказывали, и там столько народу, что иногда и переночевать негде, ха — ха, вот этому священнику такое не грозит! Но зато в суматохе можно удрать, не заплатив, пусть потом жалуются алькальду. Я так это все и вижу: пропасть девиц, спи с какой хочешь.