Евгений Ройзман - Невыдуманные рассказы

«Вогульские дебри» вообще гонка очень интересная. Она начинается из базового лагеря, надо искать КП (контрольный пункт), территория поиска очень большая. Все носятся как сумасшедшие. Призовой фонд большой. Гонку проводит «Таганский ряд» уже пятый год. Несмотря на то что кроме Вадика Макарова у парней есть еще несколько сильных гонщиков, им свою гонку не удавалось выиграть ни разу.

На старте посмотрел — много незнакомых, много молодых. Машины подготовленные. Поехали.

Первое КП взяли легко. Второе — за ним, и расслабились. Едем по просеке, мотор ревет, кричим друг другу, то есть разговариваем. Вдруг удар. Воткнулся головой в каркас. Хорошо, что в каске. Сидим на пеньке. Хорошо сидим. Колеса земли не касаются. Специально хрен бы так залезли. Я давай на Вову ругаться:

— Вова, ты, блин, мастер спорта, пожилой человек! Опытный штурман! Ты должен был бежать впереди машины!

На что Вова резонно возражает:

— Во-первых, я мастер спорта не по бегу, а потом, если бы я бежал впереди машины, я бы об этот пенек убился.

В общем, «летели словно пули, застряли, ну и что же…»

Стали скидывать машину с пенька. Загнули домкрат. Стал выстукивать домкрат, сломал топор. А нас уже все догнали, все спрашивают, чем помочь. Нам это горько слышать. Только собрались всех догнать, смотрим, а у нас передние колеса развернулись в разные стороны. Как растопыренные ладошки. Оказывается, сломали демпфер и загнули в дугу рулевую тягу. Выкинули демпфер, сняли тягу, а обычная тяга правится очень просто — ее берут за один конец двумя руками и лупят со всей дури о дерево, пока не станет ровной. А у нас на тягу, для прочности, приварен толстенный железный уголок, то есть она прямо вместе с ним и загнулась. Вова на всякий случай начал лупить ее о дерево. Не получается, отбил руки. Потом я говорю:

— Давай я попробую.

Бил-бил — устал. Тяга не поддается.

— На, — говорю, — Вова, теперь ты побей.

— Нет, — говорит, — давай лучше думать будем.

Подумали и, зажав один конец между двумя березами, спокойно выправили лебедкой. Поставили и поехали. Три часа делов.

Но уже разозлились и поехали быстро.

Было несколько сложных бродов через Чусовую. Были дожди, и вода поднялась. В одном броде утонула машина отца и сына Савлевых. Ровно на середине реки. Торчит только крыша. И они, такие челюскинцы, стоят на ней, переминаются с ноги на ногу. Мы, проплывая мимо них, спросили, что они там делают. Из вежливости.

Вообще в броде очень тревожное ощущение, когда вода идет через капот и машину несет течением. Вода, кстати, холодная.

На ночевку вставать не стали. По регламенту — двенадцать часов штрафа. Ездили всю ночь. Собирали КП.

На прошлых «Вогульских дебрях» мы собрали все точки. Нам оставалось до финиша сорок километров, а до закрытия гонки — полтора часа. И мы не нашли дорогу на финиш. То есть на карте она была, а в природе ее не было. Реально мы были лучшими, но нам об этом было некому рассказать, потому что, когда мы приехали на финиш, все уже разъехались…

В этот раз я за три часа до закрытия гонки начал проситься на финиш.

Вова говорит:

— Может, еще пособираем?

Я говорю:

— Вова, мы в прошлом году пособирали…

Приехали на финиш первыми. Все еще гоняют, выпучив глаза, а мы уже переоделись.

Все спрашивают:

— Что, все точки собрали?

— Все. Которые сумели найти.

Машина почти что целая* Выбили обе фары, капот погнули, двери замяли, особенно штурманскую, — Вова через окно вылезал. Вообще, машина на ходу, не сломалось практически ничего, даже тормоза на месте. По GPS мы проехали около 300 километров.

Я не стал дожидаться награждения, нас оно явно не касается, Андрюха Стихии увез меня домой.

Я не спал больше суток и сразу провалился. Утром звонит Вова:

— Ты стоишь?

— Стою.

— Сядь! Мы заняли третье место. Уступили только Лаптеву и Женьке Павелину. Но они постоянно тренируются, готовятся и выступают.

Я говорю:

— Нормально, Вова, а что нам дали?

— Нам дали замечательные мощные ксеноновые фары. И по медали.

Но самое главное — мы всех напугали. Потому что никто не ждал.

— Ну все, — говорю, — будем снова ездить.

А медаль дочке подарил.

Когда я был маленький, мы жили в коммуналке на Культуры, 19. У меня был сосед Славка, безобидный и лупоглазый. Мне было семь, а ему четыре.

Его во дворе обидел великовозрастный болван, мой ровесник. И вот он такой рыдает, с соплей под носом, а я возмутился:

— Покажи, кто тебя обидел!

И полез восстанавливать справедливость. Славкин обидчик, увидев нас вдвоем, все понял, шоркнул ботами и почти что успел ускользнуть в свой подъезд. Я настиг злодея, пнул его под зад и не сообразил, что уже нахожусь на вражеской территории. На истошный рев выскочил его старший брат, двенадцатилетний переросток Вовка. Ударил меня в грудь. Я бросился на него. Он, удерживая меня на вытянутых руках, стал орать:

— Ты кто такой?! Как твоя фамилия?!

Я говорю:

— Ройзман.

— Так ты же еврей!

И, поворачиваясь к брату:

— Хрена ли ты ревешь? Он же еврей. Пошли домой!

Тут мне вдруг стало обидно, и я заревел. В этот момент в подъезд ворвалась разъяренная Славкина мать, тетя Тамара, рыжая валькирия, готовая вцепиться в рожу кому угодно. Меня спрашивает:

— Ты чего ревешь?

Я говорю:

— Он меня евреем назвал!

Тетя Тамара как давай хохотать:

— Ты чего ревешь-то? Ты на него лучше посмотри, он-то вообще мордвин.

Успокоила.

Через несколько лет ее муж, дядя Олег, убил ее подругу и сгинул в лагере. Тетя Тамара спилась. А Славка ушел в лес и повесился.

Тренировался в «Экстриме», поднимал тяжелую штангу. Силы кончились. Думаю, попить надо. И пошел спуститься в бар, купить синюю бутылочку, там еще такая пимпочка с соской вытаскивается.

Иду, ноги подкашиваются. Спускаюсь в холл — ничего понять не могу. Тесно как-то, и полно голых девушек самых разных возрастов. Ну то есть кто в чем, а в основном вообще голые — безо всего. Удивился: чего это они все здесь голые делают?! И вдруг вижу, они тоже удивились, меня увидев. И тут я, к своему ужасу, понял, что холл-то — на первом этаже, а я зашел в женскую раздевалку!

Перепугался, вылетел оттуда и понял, что со страху-то даже ничего не разглядел толком!

Неделю ходил под впечатлением. Думаю, не буду никому рассказывать. Рассказал только Дюше. В зал боялся идти. Пошел все-таки. От девушек глаза прячу. Закончил, собрался уходить. Столкнулся с Дюшей. И вот он радостный кричит: «Куда собрался? Опять в женскую раздевалку?!»

Мне кажется, ему было завидно.