Леонид Пасенюк - Съешьте сердце кита

Впрочем, Роберта Николаевича интересовала сейчас не рыба. Он завороженно следил за головокружительными экзерсисами Генки. Они отмечались бурей серебристых пузырьков, вскипавших под хищно рифлеными плоскостями ласт — барракуд. Генка плавал артистически. Уступая рыбе в стремительности, он превосходил ее в маневре. Он плыл в толще воды лицом кверху, опускался на дно, ложился, еле шевеля ластами, в колючие перины дазии и цистозиры, повисал на краю пропастей, затем медленно сваливался туда, в индиговые омуты, в обиталища горбылей и скатов-хвостоколов.

Роберт Николаевич усердно повторял Генкины пируэты — увы, ему недоставало изворотливости, сноровки, он чаще выскакивал на поверхность, чтобы передохнуть.

Роберт Николаевич остро позавидовал мальчишке. Ему захотелось стать достойным спутником в Генкиных подводных заплывах. Роберт Николаевич был легок, подвижен и плавал в общем недурно, — он мог надеяться, что не подкачает. Конечно, охотник он никудышный. В кота он попал просто потому, что, взнузданный Генкиным гарпун-линем, тот был почти недвижим. Ну что ж, он ведь только начинает. А мальчишку он все-таки выручил…

Их знакомство отлично началось. В мыслях Роберт Николаевич уже видел, как он дарит Генке книжку с автографом. Что-то такое нужно придумать пооригинальнее, какой-то афоризм, чтобы мальчишка гордился его автографом не меньше, чем…

Он не додумал заманчивой ситуации в подробностях: сонный и медлительный, впереди показался горбыль.

Роберт Николаевич поднырнул снизу, чтобы не пугать рыбу. Как правило, неприятностей она ждет чаще сверху (так объясняют знающие люди). Еле-еле пошевеливая плавниками, флегматичный, безобразно вспученный горбыль тоже пошел вниз. Должно быть, что-то его насторожило.

Ну да, это опять Генка. Но момент он упустил и выстрелил горбылю уже вдогонку. Наконечник тупо скользнул по черепу рыбы. Горбыль качнулся и чуть быстрее поплыл дальше. Его невозмутимость прямо-таки поражала.

Генка поспешно перезарядил ружье, но в следующую минуту, влекомое инерцией азарта, перед ним мелькнуло поджарое тело Роберта Николаевича, полыхнули бешено-алого цвета плавки… Генка почувствовал себя бычком, которого дразнят.

На Роберта Николаевича он не мог сердиться. Давая выход досаде, мальчишка насмешливо заключил: «В этих своих плавках Роберт Николаевич должен казаться рыбам стилягой. И они будут его чураться, как проказы».

Генка знал одного такого. Не такого, как Роберт Николаевич, конечно. Нет, натурального охотника-стилягу. Он приехал в Бетту на мотороллере черт знает откуда, за шестьсот километров — из Ростова, что ли… Привез жену, палатку, сковородки, кастрюли — в общем соорудил на берегу семейный вигвам. Он и впрямь был похож на молодого индейского вождя на красном мотороллере, вооруженный самодельным ружьем с огромным трехзубым гарпуном благословенного красного цвета, опять же с красной к нему массивной ручкой пробкового дерева… Он ласково называл «роликом» эту свою ультрасовременную колесницу для царственных выездов на лоно природы. Хо-хо! У него было все: гарантированная трудовым отпуском свобода от забот, нежно любящая жена и свежие помидоры, которые, имея персональный транспорт, легко приобрести по дешевке даже на Черноморском побережье Кавказа. Для полного счастья ему не хватало разве охотничьей удачи.

О, эта охотничья удача! Генке хотелось, чтобы она сопутствовала Роберту Николаевичу. А впрочем, только от Роберта Николаевича это и будет зависеть.

Нил уже разжег на берегу костер. Он пожаловался подошедшему Генке:

— Что-то пусто в воде, как ты считаешь? Вытащил всего только гофрированную кишку — вероятно, от акваланга.

— А скелета в маске вы там не встретили?

— Как же, — охотно поддержал шутку Нил. — И около него два ржавых баллона, из которых до сих пор идут пузыри.

Греясь у костра, поворачиваясь к огню то животом, то спиной, Генка вспоминал об упущенном горбыле.

— Я его по черепу долбанул, — рассказывал он, — а этот тип только головой покачал и поплыл себе. — Растирая на теле пупырышки гусиной кожи и все еще постукивая зубами, Генка опечаленно продолжал: — Зачем врать? Зачем писать в инструкции, что ружье на три метра сохраняет убойную силу, когда заведомо известно, что на три метра оно не бьет? Терпеть не могу, когда врут. Государственное учреждение, завод, а хуже каких-то частников…

Симпатичное ружье-пистолет Генки уступало по своим качествам бесхитростному дешевому ружью Нила. Более дальний полет стрелы из ружья Нила объяснялся и тугой резиной и длиной направляющего ствола. Правда, Нил добывал куда меньше рыбы, чем Генка, но это уже вопрос ловкости и мастерства. Вопрос конструктивных усовершенствований, на которые Генка был горазд. Чего стоил хотя бы один его наконечник, который, пронзив рыбу, тотчас отваливался от гарпуна и повисал на крепком капроновом шнурке! С жесткого стержня гарпуна рыба часто срывалась, но тут, соскользнув на шнурок, она бесполезно растрачивала энергию в пустых и вялых движениях.

Между тем Генка никак не мог успокоиться, его возмущали незадачливые сочинители инструкции.

— Пишут: «Подводное рыбоохотничье ружье». Рыбоохотничье! Будто под водой можно убить еще и зайца.

Он не лишен был юмора, этот Генка. Кривоногий, несобранный, цепляющийся ружьем на берегу за все ветки и камни, в воде он поразительно преображался, становясь гибким и сильным. Роберта Николаевича он окончательно покорил.

— Не сходить ли нам завтра-послезавтра в Адлерову щель? — предложил Нил. — Или к дольменам. Тут один пастух наткнулся в лесной чащобе на дольмены.

Поглядывая в сторону грота — туда, где задрапированные куцыми ситчиками «нереиды» в неземном восторге сражались с крабами, Роберт Николаевич поспешно отказался:

— Нет, нет, нет. Только море. Только охота. Генка механически повторил за ним вслед:

— Только море. Только охота.

У него это прозвучало, как клятва.

Нил пожал плечами: море так море. Его устраивал и такой вариант.

Оставалось предположить, что между ними отныне возникнет нечто вроде священного мужского союза, некий триумвират, в котором Роберт Николаевич будет олицетворять собою творческое начало, этакий дух созидающий, Нил — авантюризм в махровом его виде, с походами в Адлерову щель и агитацией за розыски в окрестностях Бетты дольменов, а Генка — двигатель с немалым возрастным запасом прочности.

— Матисс! — с восторженной издевкой вскрикнул Роберт Николаевич, просунув голову в дьерь. Где-то над ним маячила еще одна голова — кудлатая голова Нила.

Восклицание Роберта Николаевича относилось к ядовитой по краскам картине, что висела над Генкиной кроватью. Сам Генка еще спал. Он спал сознательно и преднамеренно, будучи уверенным, что на море волнение, а стало быть, вставать чуть свет нет никакого смысла. Он даже проспал завтрак в «Трех пескарях» и теперь, всего вероятнее, обречен был на полуголодное существование (поскольку бабушка спозаранку ушла на пляж принимать солнечные ванны).