Майкл Уэст - Американский пирог

Это непростой урок, и многим не дано его выучить. Я знала одну даму, которая построила дом, а потом просто обезумела из-за дверных ручек. Она выбрала ручки в форме яиц, и я еще решила: «Какие миленькие». Но она так и умерла, думая, что надо было выбрать другие, с узорчиками. Знавала я и таких приверед, что просто с ног сбивались, подбирая оттенок краски для потолка. Казалось, вся их жизнь зависит от того, гармонируют ли ягодки на диване с яблочками на диванных подушках. А по мне, так фрукты — это просто фрукты. Многие из них — красные. Конечно, я не слепая и вижу, что все они разных оттенков. Есть розоватые, есть коричневатые, есть рыженькие. Но, родные мои, разве можно так волноваться из-за них? Цвета не сделают тебя счастливей ни на йоту. Уж лучше посадить себе куртинку нарциссов и азалии. Просто встать на коленки и покопаться в мягкой и прохладной землице, благодаря Господа, что на это еще хватает сил.

В газете говорилось: «Воришка из „Кей-Марта“ украл еще одну сумочку: пострадавшая была госпитализирована с легкой травмой». Я прочитала это, когда мы с Фредди ели салат из курицы и пшеничного зерна. Схватив ножницы, я немедленно вырезала статью, а Фредди захохотала.

— Волна преступлений докатилась до американской провинции, — провозгласила она.

— И в этом нет ничего смешного.

— Элинор, но нельзя же всю жизнь дрожать от страха, ожидая, что тебя ограбит какой-то бандит.

— Я и не дрожу, — разозлилась я, — но надо иметь в виду, что в Таллуле орудует вор.

— Просто ходи без сумки. — И она надкусила бутерброд, аппетитно похрустывая салатом.

— Да я скорее умру, — сказала я, и это было чистой правдой. В этой сумке — вся моя жизнь. Мои очки, мои водительские права, фотографии нашей семьи, таблетки от несварения, просроченные счета, купоны, деньги, ключи, лосьон для рук, список необходимых дел, список покупок, рецепты, жевательная резинка, таймер в форме яйца, градусник и экседрин (ведь наперед-то не знаешь, когда поднимется давление и разболится голова).

— Да выбрось ты этот альбом. — Фредди отложила бутерброд. Ее глаза вдруг сузились.

— Зачем? Это мое хобби.

— Найди себе другое.

— Ха, легко сказать.

— Слушай, я не придираюсь к тебе. — Она вытерла рот салфеткой. Последнее время она постоянно пользовалась помадой, а также гардеробом Джо-Нелл и ее муссом для волос. А если женщина наводит марафет, тут явно замешан мужчина.

— Тебе так кажется?!

— Я просто говорю, что тебе нужно стать более уверенной в себе. Может, пройдешь курс самообороны?

— Мне он не нужен.

— А я вот прошла такой в Сан-Франциско. Зал был рядом с Хейт-Эшбери, и по ночам там было страшновато.

— Ну ты же любишь искать приключения себе на голову, — пробурчала я.

— Наш тренер велел нам носить в сумочках камни. Тогда при нападении у нас было бы оружие.

— И много ты платила за такой совет?

— Нет, курс был бесплатный.

— Вот и прекрасно, потому что этот совет не стоит и ломаного гроша.

Когда она, насквозь пропахшая духами от Эсте Лаудер, ушла миловаться с Джексоном, я прокралась на задний двор и уставилась на груду кирпичей. Минерва берегла их, чтобы выстроить ограду для огорода с травами. Я выбрала крупный красный кирпич, вполне увесистый и солидный. По виду было трудно сказать, влезет ли он в мою сумку. И тем более сгодится ли для самообороны. Если кто-нибудь спросит, зачем он мне, отвечу, что растираю им чеснок. Когда я прошмыгнула обратно в дом, мне показалось, что я стала чуть сильнее. Хотелось бы верить, что женщину с таким оружием грабители будут обходить стороной. Но честно говоря, кто их знает.

Прошло два дня, а Минерве, как будто, делалось только хуже. Стоило ей подняться, чтоб пойти в туалет, как ее уже мучала одышка. Она хваталась за зеленую трубку с кислородом, словно жить без нее не могла. Ее кожа стала сухой и горячей, словно у нее был жар, а цвет лица сделался просто ужасным — как грязная вода из посудомойки. Подловив в коридоре доктора Старбака, мы приперли его к стенке.

— Я хочу знать, что происходит с моей бабушкой, — заявила Фредди. — Вы сделали ей что угодно, но только не артериограмму.

— Мне так не хочется мучить ее зря, — ответил он. — Эхо отличное, ферменты в норме, а к холтер-монитору я ее подключил. Сердце работает исправно. Ни загрудинных болей, ни аритмии. И тем не менее температура по-прежнему субфебрильная.

— Но из-за чего? — спросила я.

— Возможно, какая-то инфекция, — сказал мне доктор.

— А отчего тогда одышка? — не унималась я.

— Я распорядился просканировать ей легкие: быть может, туда попал эмбол.

— Кто? — Я аж подалась вперед.

— Кровяной сгусток, — пояснила Фредди.

— Но это маловероятно, — он пожал плечами. — А вот туберкулиновая проба может оказаться полезной.

— Что-что? — рассмеялась Фредди, но смотрела на доктора очень внимательно.

— Туберкулиновая…

— Но это же просто смешно!

— В общем-то, нет. Вы не поверите, сколько туберкулезников вначале жалуются на диспноэ. — Доктор поглядел на меня и, по-видимому приняв за тугую, пояснил: — Диспноэ — это одышка.

— Я знаю, — рявкнула я и, вцепившись в сумку, ощупала острые края кирпича. Если доктор разозлит меня, он быстро об этом пожалеет.

Весть, что я угодила в больницу, вмиг облетела всю Таллулу. Посетителей набежало столько, что моя соседка по палате постоянно жаловалась медсестрам: «Так нечестно: и окно ей, и гости — тоже ей!»

— Все будет в порядке, — говорила ей медсестра и задергивала ее занавеску, — просто отдохните и успокойтесь.

— Я вот тоже страшно устала, — сказала я, чувствуя себя так, словно только что подвязывала фасоль и выпалывала дикий папоротник. Эти злокачественные обмороки, или как их там, оказались утомительной штукой. Они высосали из меня все соки.

Медсестра подошла и вставила трубочку с кислородом мне в нос. Я так и вцепилась в этот зеленый проводок.

— Так лучше? — спросила она.

Лучше было намного, но через некоторое время у меня так забился нос, что дышать снова стало трудно. Я решила, что простудилась, но Фредди сказала, это из-за кислорода, который высушил все мои пазухи. И она заставила медсестер подсоединить какую-то склянку с водой. Через пару минут я дышала совершенно свободно. Из этой девочки вышел бы отличный врач. Ну а из меня самой — отличная лодка, тихо и спокойно плывущая вдаль по речной глади.

Когда я снова открыла глаза, Фредди сидела у окна. Небо у нее за спиной уже стало розоватым с желтыми крапинками. Элинор устроилась на стуле и разгадывала какой-то кроссворд. Прежде чем она заметила мой взгляд, я снова закрыла глаза: не из грубости, а просто потому, что устала. Фредди и Джо-Нелл могут просто посидеть рядом, но Элинор — никогда. У этой девочки язычок без костей, а я, мои милые, свое уже отговорила.