ЛЕВ КВИН - ЗВЕЗДЫ ЧУЖОЙ СТОРОНЫ

Через город прошли общим строем. Лишь за последней остановкой трамвая, там, где разветвлялась главная улица, мы разделились. Капитан Комочин и лейтенант Нема с основной частью людей должны были следовать дальше по магистрали к центральному входу завода. Мне же с группой в восемь человек предстояло пыльными улицами окраины, похожими на деревенские, пробраться к тому месту у высокой заводской стены, где по утрам производилась погрузка готовых орудий на железнодорожные платформы.

Комочин, расставаясь, шепнул мне:

– Только не ввязывайтесь ни в коем случае!

Я насупился, кивнул.

Группа, в которую назначил меня капитан Комочин, имела мало шансов схватиться с врагом. И теперь, после того как на моих глазах случилось все это, с лейтенантом Оттрубаи, было особенно трудно примириться с таким решением капитана. Как в партизанском отряде, когда я увидел растерзанный карателями труп моего друга Ромки, Романа Карпюка, так и теперь я чувствовал, что ненависть сжимает мне горло, что до тех пор не смогу свободно дышать, пока сам, сам, своими собственными руками не прикончу нескольких этих негодяев.

Но тогда, в отряде, Петруша ни с того, ни с сего взял да и отстранил меня от участия в предстоящем разведывательном поиске и еще добрых две недели под разными предлогами не выпускал из отряда.

Я горячился, шумел, а Петруша разъяснял терпеливо:

– Сердце должно быть горячим, а голова холодной. А тебе ненависть разожгла и сердце и голову. Пусть голова поостынет.

А Комочин вообще ничего не стал разъяснять. Просто сказал: «Пойдете с ними, старшим» – и все. Правда, при этом он бросил на меня мимолетный вопрошающий взгляд, словно ожидал возражений. Но я промолчал. Комочин был прав, бесспорно, прав, и мне нечего было сказать…

Моя маленькая группа двигалась по улице, держась поближе к неглубокой канаве, отделявшей тротуар от пыльной проезжей части. Впереди, в паре с молчаливым Густавом, шагал веселый Шимон, назначенный на сегодня мне в помощники. Его острые солдатские шутки то и дело вызывали приглушенные смешки.

Шимон, не переставая, молол языком и одновременно зорко следил за дорогой – утром ходил сюда с лейтенантом Нема, обследовал местность.

– Сейчас налево, господин лейтенант, – негромко сказал он, когда мы подошли к пустырю, за которым уже начинались крестьянские поля. – Ворота отсюда метрах в трехстах.

Я остановил группу у полуразрушенной кирпичной часовенки. Огромный покосившийся крест на ее крыше вонзался в чернильное небо хищным «Мессершмиттом».

Недалеко проходило шоссе – мы слышали шум автомобильных моторов. Фары вспыхивали, освещая дорогу, и потухали вновь.

– Не курить, – предупредил я солдат. – Здесь открытое место, видно со всех сторон.

Мы с Шимоном пошли к заводской стене. Добрались, следуя вдоль нее, до больших, окованных железными полосами деревянных ворот. Рельсы подходили под них.

– Где должна стоять автомашина? – спросил я шепотом.

Шимон ткнул пальцем в темноту:

– Уже стоит.

Я сколько ни вглядывался, ничего не мог увидеть.

– Там, под деревом, – прошептал он.

Шимон был ростом ниже меня. Пригнувшись, я заметил на фоне темного горизонта, возле дерева с раскидистой кроной, одиноко высившегося посреди пустыря, черный прямоугольник кузова и округлые очертания кабины.

– Стучи!

Шимон постучал в ворота два раза, потом, после паузы, еще три раза.

– Кто? – раздался голос.

– За металлическим ломом.

– А, сейчас подвезут.

Одна половина ворот приоткрылась, ржаво взвизгнув.

– Скрипят, проклятые!

Немолодой охранник, с винтовкой наперевес, придерживая плечом ворота, пристально вглядывался в наши лица.

– Вас только двое?

– Шимон, за остальными!

– Слушаюсь!

Он отступил в сторону и тотчас же исчез в темноте, словно провалился сквозь землю. Я не слышал даже звука шагов.

– Ловкий малый! – похвалил охранник.

– Кто на соседних постах? – спросил я.

– Не беспокойтесь, господин лейтенант. Все как условлено… Вы меня потом свяжете и насадите шишек побольше. Лучше пару лишних, чем завтра болтаться на веревке…

Подошли солдаты.

Я поставил двоих за поворотом стены, еще двоих выслал вперед, к дороге, а четырех, во главе с Шимоном, оставил у ворот.

В темноте замелькали фигуры рабочих. Они очень торопились, почти бежали, таща в руках какие-то металлические стержни и хомуты. Детали, видимо, были очень тяжелыми: рабочие сгибались, крякали от натуги.

Я не видел, откуда они шли. Завод был погружен в мрак. Лишь один раз труба, отстоявшая довольно далеко от нар, вдруг выплюнула сноп искр. Они осветили ненадолго неверным дрожащим светом грязные закопченные корпуса и погасли, не долетев до земли.

От машины рабочие возвращались бегом и ныряли в темные провалы ворот, которые придерживал охранник – как только он их отпускал, они начинали скрипеть.

– Много еще? – спросил я, остановив одного из рабочих.

– Со станками все, – он тяжело, надсадно дышал. – Теперь только насос для охлаждающей жидкости.

– А насос зачем? – спросил охранник.

– Ну, это уникальная штука! Шестьдесят атмосфер – один на весь цех. Где они другой такой раздобудут?

Он исчез в темноте.

Где-то громыхнул выстрел. Я прислушался. У главных ворот стоит Комочин со своей группой. Если на заводе поднимут тревогу и вызовут войска из города, они должны будут принять бой и держаться, пока мы все не увезем и не уйдем сами.

Еще выстрел!

Нет, не у главного входа. Совсем в другой стороне.

– Шимон! -подозвал я своего помощника. – Следите за воротами. Я к машине.

Спотыкаясь о кучи шуршавшего под ногами сухого шлака – его выбрасывали на пустырь из заводских цехов, – я добрался до дороги. На обочине сдержанно урчала машина. В кабине сидел шофер в военной форме.

Я подошел ближе.

– А, знакомый! – Шофер улыбнулся. – Тебя не узнать!

– Тебя тоже.

Это был Лаци, длинноволосый Лаци из винного погреба.

Другой военный стоял, прислонившись к кузову. Я его сразу не заметил, только когда он отделился от машины и шагнул мне навстречу.

– Ну что? – спросил он грубо.

Черный!

– Здорово,- сказал я.

– Нижайший поклон.

Он совсем не по-военному сунул руки в карманы брюк и, выпятив грудь, посмотрел на меня вызывающе.

Мне не хотелось с ним ссориться. Я сказал мирно:

– Сейчас принесут насос – и все.

– Что, поджилки трясутся? – бросил он насмешливо. – А я могу ждать. Сколько угодно! Хоть до утра.

Трое рабочих подтащили к машине продолговатый предмет, завернутый в брезент, и, подняв с трудом, перевалили через борт машины. В кузове звякнул металл.

– Фу! Можно залезать?

– Сколько вас всего? – спросил Черный.

– Еще трое. Остальные попрячутся по домам… Вот они, наши. Теперь все.