Владимир Мальцев - О том, что сильнее нас

Это всё пока предположения, в том виде, как они виделись в момент подхода к избушке. Действительность, разумеется, свои коррективы внесла, и нехилые. За ту минуту, пока снимались лыжи и рюкзаки, с неба как будто тряпочкой стёрли все тучи и даже отдельные облака. Утихли последние намёки на ветер, вызвездило, как на югах… И вот когда на сцене появилась та самая последняя бутылочка и рябиновка забулькала в кружки — был выполнен и особо нахальный утрешний Машин заказ: на небе зажгли очередное сияние. Цветное! На всё небо! Яркости, цветности и красоты – неописуемой!

Впрочем, последнее-то как раз и не очень удивительно: насколько я понимаю, данное сияние было чуть ли не самым масштабным и ярким в столетии, и когда мы вернулись в Москву — о нём гремели на всех астрономических сайтах. Ещё бы! Когда сияние видно на засвеченном небе городов, в том числе таких южных, как Берлин, Лондон и даже Вена, — это нечто. Собственно, помянутый парад планет, по-видимому, здесь тоже оказался не так уж ни при чём: в том, что из Солнца выдрался здоровый кусок короны, парад планет вполне может быть и повинен, а в том, что этот кусок прямой наводкой шарахнул по Земле, — вполне может быть и вина «присоединившейся» к параду Луны.

Это я вот к чему: само сияние, необычайная там яркость, поразительная цветность, так или иначе объяснимы, а вот несколько менее очевидных фенечек — чорта с два. Я немножко понимаю физику всей этой иллюминации. Так что попробую изложить своё видение расклада. Два главных класса элементов сияний таковы: молочно-белые дуги, протянутые вдоль силовых линий магнитного поля Земли, в которых светится водород, активируемый протонами, а также ленты со столбами, идущие вкрест силовых линий поля и видимые всегда более или менее на Севере, в которых электронами активируются атомарный кислород (серо-зелёный цвет), молекулярный кислород (сине-зелёный цвет) или молекулярный азот (малиново-красный цвет). Остальные элементы могут быть различны по форме и по структуре, но цвета те же, что для лент. Теперь о том, что было нарисовано на небе. Точнее — о том, что видели наши глаза. Речь о том, что и как увидел фотоаппарат, — впереди, и там всё ничуть не менее смешно. Итак, протонных дуг в разные моменты времени было от десяти до двадцати. Начинались они строго в зените и расходились во все стороны. Лента со столбами висела одна, на высоте около пяти градусов. Сплошная. Вокруг всего горизонта. Остальное небо было покрыто круглыми пятнами густо-красного с переходом на фиолетовый цвета. По Лёшиной записке (я опять заставил всех описать наблюдения независимо): «Полное ощущение, что сидишь внутри нераскрывшегося гриба-мухомора, на котором просвечивают и пятна, и пластинки, и даже бахрома по низу шляпки». Прочие записки — в том же духе. Суммируем. Наблюдаемая картина могла возникнуть в одном-единственном случае. При наблюдении непосредственно с магнитного полюса, до которого все ж таки не одна тысяча вёрст. Ха-ха. Ну, или же если один из значимо крупных кусков того протуберанца шарахнул непосредственно над нашими головами, причём оказался столь велик и плотен, что пробил в ионосфере вполне конкретную дыру немалых габаритов. Что ещё забавнее.

Вторая фенька. Как только первичный восторг от столь роскошной иллюминации схлынул, а рябиновка закончилась, вполне естественным было попробовать провести немножко просветительской работы и продемонстрировать молодняку, какие финты и кульбиты выделывает магнитный компас в такие вот моменты. Но — стрелка компаса уверенно показывала на север и даже и не думала шевелиться. Не было никакой магнитной бури, и хоть ты тресни! А значит — и сияния быть не могло… И уж тем более не могло произойти удара плазмы над нашими головами, достаточно мощного, чтобы пробить ионосферу и настолько исказить поле, чтобы образовался «дополнительный полюс»… В общем и целом – чушь собачья.

В общем, посмотрел я на компас да и убрал его подальше, даже не заикнувшись о планировавшейся лекции. А взамен вытащил фотоаппарат и начал снимать. В смысле, портить плёнку. Твердо зная, что выйти не может ничего — плёнка стоит слайдовая, чувствительностью сто единиц, выдержка более двух минут невозможна в принципе, уж очень быстро всё на небе меняется, а с такой выдержкой даже ярчайшие звезды не смогут проработаться. Вот тут-то и началась фенька третья, пожалуй, самая смешная. Конечно, не сразу, а когда плёнку проявили. Хрен там портить. Шесть кадров, как и положено, совершенно черны, зато седьмой — экспонирован идеально. Пожалуй, просто один из лучших моих снимков за все времена. Только вот нарисовано на нём нечто, принципиально отличное от того, что видели наши глаза, и при этом ничуть не менее еретическое с точки зрения физики. Да, эпицентр сияния теперь не в зените, а за горизонтом, как и должно быть. Но не за северным, а за западным! Протонных дуг нет вообще, зато лент — две. Все виденные цвета на месте, но есть ещё несколько: ярко-жёлтый, насыщенно-синий, оранжевый и др. Абсолютно невозможные для сияний. Да, звёзды, кроме нескольких самых ярких, не проработались. Но само сияние, да и его отражение от снега оказались многократно ярче ярчайших звёзд! Тоже ведь не бывает такого. Верхние слои атмосферы всё же не газосветная лампа. Наконец, последнее. Готов поспорить с кем угодно и на что угодно, что ставил на аппарат объектив «рыбий глаз», обсуждая сию операцию со всеми присутствующими. Специально примеривал углы охвата и пришёл к выводу, что нужен максимум. Снимок же очевидно сделан широкоугольником двадцать пять — сорок пять из моего же арсенала, на фокусном расстоянии около тридцати двух, то есть даже не на максимальном для него угле. Это видно не только по геометрии кадра, но и по качеству. В отличие от «рыбьего глаза» этот объектив качеством не блещет, а то карточку можно было бы печатать раза в два больше форматом. Впрочем, именно из-за неправильного объектива кадр и получился художественно хорош: избушка на переднем плане и голые лиственницы на среднем не искажены, а пространство имеет глубину. С «рыбьим глазом» кадр проваливался.

Хотя вот здесь-то как бы и не на что жаловаться. Потому как снимок, сделанный неведомо кем, неведомо как, да ещё и объективом, который лежал себе в сепульке, но почему-то оказавшийся на моей плёнке и в моей камере, — хотя бы по одному признаку таки может считаться моим. Как любил приговаривать один американский писатель-фантаст, он же одновременно анархист и ничуть не менее одновременно пропагандист военной дисциплины в обществе, в общем, Роберт Хайнлайн: «Везение — термин, которым лентяи и неучи обозначают результат упорного труда и тщательной подготовки». Я всегда ну очень хотел отснять красивое сияние, и потому всякий раз, попадая зимой на Север, в первый же день прикидывал, как буду снимать, если вдруг покажут. Надо же проложить тропинку к месту камеры, утоптать там площадку, попросить людей не портить снег там, где будет «наземная часть композиции»… В общем, подготовленная точка у меня была и кадр был сделан с неё, а потому — условно мой. В соавторстве с кем-то. Как только узнаю, с кем, начну указывать, а пока посмеиваюсь, когда мне объясняют, как мне повезло это снять. Тем более — зная, что именно это сияние фотографировали по всему миру многие тысячи. А лучший кадр — мой. Пополам с кем-то.