Александра Яки - Грусть улыбается искренне

— Поедем. Собирайтесь.

Страшного ничего, но кровь надо посмотреть… Пусть денёк у нас побудет, это не навредит, — сипло промолвил он и впервые за всё время посмотрел Вите в глаза. — Добегался, дружок?

— Саша, где его зубная щётка?! — услыхав это, взвыла мать.

Его здорово потаскали по разным кабинетам ночной больницы: взяли на анализ кровь, промыли желудок. Едва дав отдышаться, забацали два болючих-колючих укола в ту самую часть тела…

И только за полночь, ближе к утру, взгляд Виктора начал помаленьку проясняться. Мысли трезвели, приобретали чёткость и способность оформляться в мало-мальски ясные и здравые образы.

За чёрным окном палаты в водостоке уныло завывал ночной ветер. Витька, с трудом распознавая зеленоватые стены кругом себя, лежал на боку, скрутившись калачиком, и бездумно всматривался в чёрное, слегка подкрашенное алым городским заревом небо.

В оконную трещину с улицы залетало приятное прохладное дуновение, и Виктор жадно ловил свежий воздух горлом, в котором всё ещё стоял гадкий привкус резиновой трубки для промывания. В широкой дверной щели виднелся кусочек полутёмного коридора с отблесками неонового света. Ночная больница немо спала, пропитанная парами хлора и спирта.

С неба за Витькой наблюдал всё тот же молодой месяц в окружении жемчужинок-звёзд, изящно посылавших ему мерцающие приветы сквозь миллиарды лет. Какой-то из них, возможно, уже давно не существует: взорвалась, сгорела, столкнулась с другим космическим телом, разрушилась… Но тут, на Земле, об этом даже не догадываются, ведь свет ещё идёт и будет идти миллиарды лет.

Так и Витька ещё утром и представить не мог, что окажется на больничной койке, среди этой маеты, тоски, зелёных стен, стонов, старых железных кроватей и запаха стерильного белья. Как дивно случаются многие вещи — резко, быстро, неожиданно. Утром сидели в школе, шутили, валяли дурака, дразнили ботаника Аркашку. Днём — рисовали под мостом граффити. А вечером… нежданно-негаданно… больница.

Никто и не спрашивал о планах и намерениях. Просто бежала весёлая дорожка жизни, и вдруг та-дам — на пути выросла внезапная серенькая, унылая преграда. Тадам — и уютная комната сменилась больничной палатой.

Мягкая подушка приобняла усталую шею парня, и он прикрыл тяжёлые веки, медленно наливающиеся медовой дремотой. Боль постепенно уходила, уползала, утекала. Всё легче становилось дышать, и всё глубже сознание проваливалось в сон. Точно ластиком, медленно стирались границы между предметами: соседняя кровать слилась со стеной, оконная рама — с ночным небом, месяц и звёзды — с огнями города. Окружающее пространство темнело, замирало, останавливалось, засыпало.

Ранним утром Виктор уловил на лице чуть тёплые осенние лучи ещё прежде, чем успел открыть глаза, и понял наконец, что боль совсем ушла. Вкусив этот весьма приятный момент, мальчишка разлепил веки. В просторной палате, окрашенной бледно-зелёной дешёвой краской, все ещё спали. Только коричневый домашний таракан стремительно бежал к вентиляционной решётке. Народ дремал в различных позах: кто скрутившись калачиком, кто, наоборот, развалившись херувимом. Малыш напротив мирно сопел, зажав простыню между коленок, а на соседней с Витей кровати, тихо постанывая, лежал подросток примерно его возраста, то и дело беспокойно вертя головой.

Перестав оглядывать соседей, Виктор чуть приподнялся на локтях и, вытянув шею, посмотрел в окно. На месте звёзд-жемчужинок, которые составляли ему компанию на протяжении прошедшей нелёгкой ночки, теперь висели слабые перистые облака, кромки которых утро окрасило нежным солнечным светом. Севернее виднелись крыши многоэтажек, также принявшие чуток рассветной розовизны на серый, холодный бетон. Хаотично, но спокойно, будто в замедленном кино, по утреннему небосводу парили ранние птицы.

Витька вновь откинулся на белую подушку с застиранной старой наволочкой. Он никогда не любил утро, ведь утром приходится вставать в школу. Если ты гулял до поздней ночи и добрался до постели только к восходу, хочется всеми правдами и неправдами разломать существующий миропорядок и выбросить из него это кошмарное время суток! Чтобы больше не приходилось преодолевать себя, подниматься, бороться со сном, дикими усилиями стараться не потакать манящему зову тёпленькой постельки, умываться, одеваться и снова и снова выходить на улицу, туда, в утреннюю сырость!

Сегодня же, ощутив весь кайф жизни без боли, Вите как никогда захотелось посмотреть на ситуацию с другой стороны и, может, впервые в жизни полюбить утро. Во-первых, он отлично себя чувствовал. Голова работала отчетливо, и в ней моментально разрослись грандиозные планы на вечер: встретиться с ребятами, побродить по улочкам, исследовать заброшенную стройку неподалёку от автовокзала.

Или выпросить у мамы денежку на новые джинсы. Ведь на носу дискотека. Не может же он, сам Виктор Южаков, ударить в грязь лицом на таком важном мероприятии. Лика этого не простит. В понедельник после уроков она в пустом кабинете, прижав парнишу к стене, намекнула, что намерена стать главной звездой диско и он должен ей в этом помочь. Когда растерянный, но довольный Витёк согласился, Ликуся впилась в его губы диким, горячим-горячим поцелуем…

Виктор, вспомнив эдакое дело, даже заулыбался и мечтательно почесал затылок, прикидывая, как вскоре они будут отплясывать. Эти раздумья грели и бодрили, но самой приятной мыслью была мысль о том, что он не в школе! Все сидят, пишут что-то, повторяют, зубрят, а он валяется на мягкой постели точно в гамаке, и поглядывает в окошко на птичек.

Только было взгляд зацепился за причудливую антенну на крыше девятиэтажки, как с тихим скрипом открылась дверь в палату, и Витька быстро повернул голову. Меж кроватей к нему семенила мать. Красивый шифоновый платок был обвязан вокруг шеи абы как, точно женщина надевала его наспех.

— Вставай, собирайся, — шептала она озабоченно. Полубезумные глаза женщины заторможенно гуляли по сторонам, а нижняя губа недоброжелательно подрагивала.

— Домой? Так скоро? — не понял Витя, но начал выгребать из тумбочки своё добро.

— Да счас! — раздражённо бросила ему родительница, без разбору забрасывая вещи в пакет.

Виктор насупился и присел на кровати, с трудом пытаясь понять, какая муха умудрилась так разозлить женщину. Ещё вчера она была хоть и взволнованной, но вполне доброжелательной: взбадривала его, подшучивала, а теперь?

— Гадёныш, — нервозно пискнула Вера Олеговна. — Ты наркоман? Наркоман… Ты кололся?

— Я?! — Витька подскочил на кровати, а от его громкого возгласа начали просыпаться другие ребята. — С какого дуба ты рухнула?!