Александра Яки - Грусть улыбается искренне

Он не ощущал собственных ног, эти конечности теперь заменяли ему друзья — Лёшка и Влад, с трудом волочившие его по мокрой тропинке к трассе. Лёшка недовольно бубнил, то и дело поправляя шапку, которая сползала с пьяной головы набок. Влад молча глядел вперёд. Витёк висел. Живот продолжал невыносимо ныть.

За стройными тополями можно было распознать мелькание фар и приглушённый шорох шин по асфальту. С неба за всем этим наблюдал мутный месяц. Или же месяц был вовсе не мутным, а только виделся таким полупьяному, больному Витьке.

— Повезло, — невысокого роста пухленький Лёша подался вперёд, выбросив правую руку. — Вон маршрутка чешет! Поехали!

Ребята с трудом затолкали Витьку в салон. Водитель только смерил их скептическим взглядом и, взяв деньги, тихо проговорил:

— Хоть бы матерей пожалели.

Виктор почувствовал себя поваленным на твёрдое кожаное сиденье. Вверху, над больной головой, подрагивал слабый свет лампы. Шумел мотор.

— Ну что? Придумал, что будешь брехать предкам? — с иронией осведомился Влад, нахлобучив кепку Виктору на лицо.

Тот нехотя отмахнулся. Сложно выискивать какие-либо отговорки, когда с трудом держишься на ногах, а в мутных глазах играет море выпитой водки.

Доведя до двери, друзья аккуратно оперли пьяного дружка о скрипучие поручни на крыльце, и Лёшка боязливо нажал на кнопку звонка. Влад, спустившись вниз, жестом позвал его за собой.

— Сваливаем, — шепнул он. Получать нагоняй от родителей провинившегося ребятам не хотелось.

В доме зашевелились.

— Держись, — пожелал с печалью на лице Лёшка и побежал вниз по ступеням. Витя тоскливо посмотрел вслед: пьяно шатаясь, друзья удалялись вдоль одинокой улочки.

Кругом в домах кое-где горел свет, мигали синие экраны телевизоров. Растворяясь в темноте ночи, летали слабые разговоры и бытовой, привычный, каждодневный шум. Витьке казалось, он отдал бы сейчас полмира только за то, чтобы дома сегодня всё было спокойно — без скандалов, криков, ругани. Чтобы не тошнило и не болел живот, чтобы изо рта не несло перегаром, чтобы отец приветливо впустил его в дом, а мама с улыбкой позвала ужинать. Как не хотелось назиданий, объяснений и пререканий на повышенных тонах.

Как хотелось просто зайти к себе в комнату, завалиться, не разуваясь, на кровать и мирно проспать до самого утра.

Отец распахнул двери, умиротворённо улыбаясь, с баночкой пива в руках. На лице читались спокойствие и радость от заслуженного отдыха после тяжёлого рабочего дня — под конец каждого месяца в бухгалтерии всегда назревала жуткая запарка с отчётами, а Александр Игоревич как человек горевший работой никогда не уходил домой, не завершив дела.

Увидав родное чадо в неприглядном и убитом виде, папик даже пошатнулся, а улыбка стремительно поползла вниз.

— Мать!.. — крикнул он обречённо, выкинув пустую пивную банку в мусорник. — ДОжили!

Вера Олеговна, что-то обеспокоенно бормоча, засеменила к двери.

— Что такое? Витя! — женщина остановилась на полпути и у неё обмякли и опустились руки. — Ну что случилось?

— Я заболел, — односложно ответил парень, вваливаясь в прихожую. Мать нервически заправила русые пряди волос за уши, и схватилась за голову.

— Чем?..

— Нажрался он попросту! Да?! — проревел отец не громко, но достаточно грубо для того, чтобы и так жалкий Витька окончательно вжался в стену, за которую держался.

— Ты чего орёшь-то на него? — возмутилась вдруг Вера Олеговна, уперев руки в боки. — Я говорила, не надо его допоздна гулять отпускать, говорила? А ты что отвечал?! — женщина скорчила лицо, передразнивая мужа: — «Пусть мальчик веселится, он же молодой»!

Александр Игоревич, ничего не ответив, только безысходно и тоскливо вздохнул. Мать, радуясь тому, что усмирила мужа, властно прошагала вдоль коридора и цепко взяла Виктора за локоть.

— Пошли, юный алкоголик! — скомандовала она и потащила еле держащегося на ногах сына в гостиную.

Витя, с трудом дохромав до дивана, наконец прилёг. В голове гудели сирены. Сердце колотилось часто и звучно, а его стук, казалось, отдавался эхом по всему телу от головы до пят. Что-то неприятное, сводящее с ума, мерзкое поднималось из живота вверх. Виктор попытался сменить положение, но от этого только сильнее затошнило.

— Как это понимать?.. — резонно обратился отец, остановившись в дверях.

— Ой… Только не строй из себя наивного, — отмахнулся парень трясущейся рукой и смерил родителя презрительным взглядом. — Ясно как! Погулял…

Вера Олеговна кисло ойкнула, зло зыркнув сперва на сына, а после ещё более свирепо — на мужа.

— Воспитали сыночка?!

— Во-первых, Виктор, прекрати хамить. Во-вторых, я давно знал, что ты пойдёшь по наклонной, — холодно отозвался отец. — Гуляйте, развлекайтесь, но с умом же! Ты ещё сопляк, чтоб такое творить. Деньги тебе даём мы с матерью! И уж точно не на то, чтобы ты их пропивал!

— Ой, пап! А на что вы мне их даёте?! Может, на книги? Не смеши мои тапочки! — нагловато бросил Витька, пытаясь приподняться, но гадкое чувство тошноты не дало ему окончить фразу. — Мам! — только успел пискнуть он и зажал рот руками.

Мать сорвалась с места и, едва не путаясь в подоле махрового халата, побежала в ванную за тазиком.

— Сейчас-сейчас, потерпи.

Мальчишка свесился с дивана. Вера Олеговна подала ему старый алюминиевый таз, и Витька снова, как и там, за городом, затрясся в рвотных конвульсиях.

Мама присела с краю, с сочувствием покосившись на сына. В ситуации, когда единственный, пусть даже трижды поганый отпрыск мучается, она не могла оставаться строгой и безучастной.

— «Скорую» вызываем? — женщина посмотрела на мужа. — А то вдруг и правда не в водке дело…

— Я позвоню, — кивнул отец.

Виктор почти не заметил, как прошли дремотные полчаса.

В доме как будто из ниоткуда появились люди, зашуршали в прихожей, монотонно переговорили со встречавшей их Верой Олеговной… Затем нечто светлое деловито шагнуло гостиную, и Витька с трудом распознал в этих белых пятнах врача скорой помощи и сгорбленную пожилую сестру. Они выглядели усталыми и слегка измученными под вечер. Мамуля что-то сбивчиво залепетала, перебивая участливо поддакивающего отца. Изнывающий от боли Виктор валялся среди всего этого каким-то ненужным бесформенным созданием и с трудом вставлял некоторые нечленораздельные фразы в общий разговор. Доктор сидел на краю дивана и вёл себя так, точно Витька вообще манекен: не глядя, прощупывал живот, светил фонариком в глаза, бросал незначительные профессиональные фразы родителям. Те кивали и что-то обеспокоено щебетали в ответ. Что именно — уши мальчишки уже не распознавали.

Настенные часы старинной мелодией отыграли одиннадцать вечера. Врач устало поднялся и не спеша спрятал маленький фонарик в боковой карман халата.