Валентина Соловьева - Ничего страшного

— О-о! Поздравляю…

Какой же он еще ребенок! Прямо пухнет весь от гордости. Но виду не подает.

Я рада за него. Я очень хочу, чтобы у него все было хорошо.

Но, честно говоря, когда он уезжал в командировки, я могла хоть немного перевести дух, разжать тиски. Потому что от его взглядов и случайных прикосновений я по-прежнему таяла и раскисала, как кусок сахара в горячем чае. И очень опасалась, как бы он не обнаружил это случайно. Трудно ведь каждый день притворяться железным Феликсом.

А раскуси он ненароком мою маленькую женскую слабость — и конец всем благим намерениям.

Я ничуть не обольщалась по поводу его отношения ко мне. С какого прибабаха он стал таким внимательным и предупредительным? Какими-такими чувствами он вдруг ко мне воспылал? Уж не влюбился ли часом? (После того, как столько лет усердно использовал меня в качестве плевательницы). С чего бы это?..

Нет, все гораздо проще.

Уязвленное самолюбие, и больше ничего. Сильное чувство, не спорю. Но ко мне лично не имеющее никакого отношения.

Я-то нуждалась совсем в другом. Да и он тоже.

Но, как ни грустно признаться, я — не героиня его романа. Ну, не дано ему меня полюбить. Бывает. Ничего страшного. Не так запрограммирован человек, только и всего…

Разве что… попробовать изменить программу?

А что? Это мысль…

Только не спешить!

Один раз я уже поспешила. И все испортила.

Но теперь буду умнее. На ошибках учатся.

Мне нужна его любовь, и я заставлю его любить меня. Сама! Раз уж у него ничего не получается.

Поскольку мы не можем ждать милостей от природы, как говаривал незабвенный дедушка Мичурин, царствие ему небесное.

Что мы имеем в своем активе? Кое-что есть… Разные пустяки. Ревность. Чувство собственности. Влечение…

Немного. Но для начала достаточно.

Из этих обломков и попробуем собрать большое, светлое чувство. Как из деталей конструктора. И я начала действовать — продуманно, расчетливо, целеустремленно. Я не дам завянуть слабому расточку, проклюнувшемуся в твоей душе, Гриша!

Не сорву его прежде времени неосторожной рукой. Я буду растить его и ухаживать за ним, любоваться его цветением, наслаждаться ароматом и ждать (ждать!), когда плод созреет и сам упадет в мои ладони.

Как и подобает юному мичуринцу.

Я умело разжигала его ревность — то спущусь поздно вечером к телефону, будто мне надо кому-то позвонить, и чувствую спиной его обеспокоенный взгляд. А вернусь — брошу мимоходом: “Тебе привет от тетки…”, и он расплывется в облегченной улыбке. То вдруг приду с работы с роскошным букетом и ничего не отвечаю на вопросительное движение его бровей. (А цветы, между прочим, сама же и купила по дороге…). Глядь — и он через несколько дней с цветами является, сунет неловко: (Это тебе…” (Чуть-чуть задержать на нем взгляд, немного суетиться, слегка улыбнуться — так). Я все время подогревала его желание, не давала иссякнуть телесной тяге ко мне. Тонкие духи, рассыпавшиеся по плечам волосы, предусмотрительно расстегнутые одна-две верхних пуговицы на халатике… А, проходя мимо, легко нагнусь, подниму с пола какую-нибудь Милочкину игрушку и — озноб по коже от его жадно устремленного туда, в запредельные глубины взгляда. Или “забуду” запереться в ванной и когда он, приоткрыв дверь, застынет, слегка обалдевший, на пороге, я смущенно (но не слишком поспешно!) набрасываю на себя полотенце и застенчиво улыбаюсь, говоря сакраментальное “Ой!”

То излучаю вечную мерзлоту, то устремлю на него такой задумчивый и нежный взгляд, что у него дыхание перехватывает…

(…Да. Это я, я. Не сомневайся… Узнай меня, узнай, любимый. Это же я — твоя единственная.

Прекрасная незнакомка… Случайная попутчица… Тень… Сон… Воспоминание…

Это же я… твоя Люся. Узнай меня!..).

Притворство? Игра? Не совсем, но… в общем, да. (Что ж делать, если он не умеет любить меня такой, какая я есть). Соблазняла его самым бессовестным образом, а “заметив” недвусмысленно изменившийся его взгляд, нетерпеливое ерзанье и учащенной дыхание, немедленно отпряну с ледяным недоумением: “В чем дело, дорогой? Я тебя не понимаю…” (Чего мне это стоило, один бог знает…). Мучила его, изводила. И сама же умирала от жалости. (Не жалеть! Теперь-то я знаю, до чего коварно это чувство, какой беспомощной оно делает меня и каким безжалостным — его).

Прости, что я причиняю тебе боль, Гриша. Но иначе — нельзя. Иначе ничего не получится. Иначе ты никогда не узнаешь, какой радостью я способна одарить тебя. Подожди немного. Еще совсем чуть-чуть. Я так боюсь снова ошибиться в тебе. Еще одно последнее испытание, и все. А потом… потом… Ну, ты же знаешь, что будет потом. Все, что ты захочешь!

“…Водой умою, росой напою, любовью утешу…”

Мне так нужна твоя любовь, Гриша. Я жить не могу без твоей любви. Я зачахну и умру без нее…

Ну, а теперь последнее испытание. Наверное, это жестоко. Но без этого никак не обойтись.

— Гриша, — невинным голоском сказала я, — мне предложили путевку на работе. В дом отдыха. Как вы с Милочкой — продержитесь без меня месяц?

— Что? — вздрогнул он. — Ты?.. ты хочешь уехать от нас?

— Только на месяц, уточнила я. — Ты не возражаешь?

Он потемнел, уставился в пол. Знаю, знаю. Для тебя и день разлуки — мучение. Бежишь домой, как с цепи сорвавшись. Но так надо. Надо, Гриша!

— Ничего страшного, — беспечно сказала я, — Милочка вполне самостоятельна. В крайнем случае, попрошу тетку, она поможет.

— Да нет, — сказал он. — Я и сам справлюсь. Дело не в этом…

— А в чем? — удивилась я.

Он молчал ища и не находя никаких возражений. Мальчик мой… ты думаешь, мне легко? Но я ведь делаю это ради тебя!

— Да, конечно, — наконец сказал он с вымученной улыбкой. — Тебе надо отдохнуть от нас. Я понимаю…

(Что ты понимаешь, дурачок? Я там с ума сойду без вас! Я буду часы и минуты считать…).

— Значит, договорились? — улыбнулась я. — Вот и хорошо!

— Когда? — сглотнул он. Скоро?

— Через неделю… Позагораю, поплаваю… Бархатный сезон!

Да, сентябрь еще только начинался. Милочка пошла во второй класс. А я уже год как вернулась на работу в свой НИИ. И даже начала писать диссертацию. Милочка училась на одни пятерки, забот с ней — почти никаких. У меня осталась практически только одна обязанность — обожать ее. Насыщать озоном любви воздух, которым она дышала. А со всеми остальными проблемами она справлялась сама… И эта почетная обязанность доставляла мне огромное удовольствие. Ну как можно не любить такого ребенка? Да от нее все без ума! Красавица — просто глаз не отвести. И так похожа на Люсю. Глаза, голос, улыбка… Иногда мне кажется, что Люся ожила. И что… ничего не было… ничего.

Как я проживу без своей доченьки… нет, не месяц! Боже упаси… я и не собиралась отсиживать весь срок (кстати, преждевременное возвращение заложено в программу!) …нет, недельки две, не больше — как я протяну без нее эти бесконечные четырнадцать дней?