Ирина Степановская - На богомолье

— Да мне деньги сейчас нужны! — возмутился хирург. — Сами посмотрите — что это за зарплата! — Он выставил перед бухгалтером жалкие гроши.

— Не я ведь ее устанавливаю! Из администрации района пришло указание — выдать только зарплату. На отпускные всем денег в бюджете не хватит! — Бухгалтер не очень-то жаловала Якушева, потому что по своим личным надобностям обращалась за помощью не к нему, а к заведующему отделением Бутыркину, старому врачу, всю жизнь проработавшему в их больнице. На Якушева и уж тем более на совсем молодого их коллегу Дмитрия Сергеевича, который как раз в это время работал в операционной, она не обращала внимания.

— Небось в самой администрации денег на всех хватило! — пробурчал себе под нос Александр Петрович.

Татьяна Сергеевна не удостоила его не только ответом, но даже взглядом. Придвинув к себе деревянные счеты (а на столе у нее стоял включенный, единственный на всю больницу компьютер), она погрузилась в свои сложные вычисления. Доктор Якушев постоял еще немного, и, поняв, что ничем ему не пробить эту стену, уже не бочком, а широко распахнув дверь, вышел из комнаты. Машинально побрел он опять наверх в свой кабинет. Думать о жене и сыне ему уже не хотелось. Недоуменно ощупывал он лежавшие в кармане бумажки. «Ну на что этого хватит? Ни на что не хватит!»

В проеме между лестничными перилами он увидел по-прежнему сидящую в коридоре женщину с дремлющей девочкой на коленях и мальчишку, коротающего время возле прикрепленного на стене плаката о менингите. В комнатке приемного отделения тщательно изучала газету фельдшерица Анна Ивановна.

«Ненавижу!» — подумал доктор и побрел наверх дальше.

До отхода автобуса оставалось еще два часа. В окошке, все так же мозоля глаза, пылились акации и натужно звонил колокол. Дмитрий Сергеевич все не выходил из операционной.

«Что он так долго?» — вяло подумал про коллегу Якушев, но не почувствовал никакого желания встать, надеть халат и пойти посмотреть, что делается в операционной.

«Пойду куплю какую-нибудь булку в дорогу и пакет кефира», — наконец все-таки решил он и медленно оторвался от стула. Доктор вспомнил о своем нажитом уже здесь, в больнице, гастрите и двинулся снова вниз. Почти у выхода он поймал вопросительный взгляд Анны Ивановны, устремленный попеременно на него и на женщину с девочкой. Доктор вздохнул, скривил рот и повернул обратно.

— Что случилось? — сухо поинтересовался он.

Женщина сидела с безучастным лицом, девочка вроде спала. Казалось, будто они зашли в больницу, как на вокзал — просто посидеть, отдохнуть от утомительной дороги. Однако мальчишка придвинулся к доктору ближе.

От звука голоса Александра Петровича женщина чуть встрепенулась, она поняла, что этот недовольный или обиженный кем-то еще молодой мужчина и есть тот врач, которого они ждут.

— Мы богомольцы, нам к храму надо, а девочка не может идти.

Доктор кинул взгляд на свисающие чуть не до пола голые, пыльные ноги Саши. Ни раны в каком-нибудь месте, ни опухоли он не заметил.

— Почему не может идти?

— Не знаю. Нас шофер случайный привез. Говорит, больна у тебя девчонка, в больницу надо.

— Если шофер у тебя все знает, пусть сам и лечит! — Голос доктора все больше и больше приобретал брюзжащие нотки. В душе Якушев понимал, что женщина эта ни в чем не виновата, а девочка скорее всего просто устала от утомительного пути, но не мог сдержать раздражения.

«Лечишь их, лечишь! Не знаешь покоя ни ночью, ни днем… И за все это тебе швыряют, хуже, чем собаке, черствую корку, и попробуй прокорми на нее семью! А потом опять требуют, чтоб ты снова шел и работал, будто раб! И за малейшую оплошность грозят всеми карами, судами и тюрьмой!»

Машинально тем временем он уже ощупывал Сашины ноги.

— Положи девочку на скамейку! — без всякого видимого участия или интереса сказал он. Мария неловко стала пристраивать дочь на жесткой кушетке. Саша, когда ее тронули с места, опять застонала. — Ну-ка открой глаза!

Сашу тошнило, в голове была неприятная и необычная тяжесть, все тело ломило, голос врача казался ей устрашающим. Ей почудилось, что сейчас ее схватят и потащат куда-то от матери и от брата, который хоть и дразнил ее всю дорогу, все же был своим, родным человеком. Девочка громко заплакала.

Доктор от этого пришел в ярость.

— Ну хватит орать! Я до тебя еще не дотронулся! — страшно закричал он. Мария испуганно стала гладить Сашу по голове, и даже привычная ко всему Анна Ивановна вышла из своего приемного закутка и удивленно встала в коридоре.

Врач тем временем сильными, ловкими движениями ощупывал голову Саши, сгибал, разгибал ей руки и ноги, осматривал суставы.

— Ничего не нахожу! — наконец сказал он, обращаясь скорее не к матери, а к Анне Ивановне.

— Я знаю, у Сашки менингит! — вдруг, подойдя вплотную к Якушеву, громко сказал Сережка и поковырял пальцем в носу. Мать в недоумении уставилась на него.

— Типун тебе на язык! — перекрестилась фельдшерица.

— С чего это ты взял? — изумился доктор.

— Знаю! — Сережка стоял с видом по меньшей мере выпускника медицинского вуза.

— Да он плакат вон тот прочитал! И теперь хочет показать свои знания! — догадалась наконец фельдшерица и показала доктору весьма устрашающего вида картинку, изображенную на стенде.

— Из молодых да ранний! Не пожалел такого диагноза для сестры! — покрутил головой Якушев.

— Это он сам дома читать выучился! Никто его не учил! — будто извиняясь за сына, быстро заговорила Мария.

Врач на всякий случай проверил у Саши наличие менингиальных симптомов.

Анна Ивановна, наблюдавшая за его действиями, успокаивающе сказала:

— У нас в районе менингита сто лет уже не было!

— Не было, так будет! — почесал у себя в затылке Александр Петрович. — Прутся сюда эти богомольцы со всей страны, заразу разносят! Не только менингит и желтуху, еще и холеру с собой принесут!

Он поднял девочку на руки и перенес поближе к свету.

— Смотри вверх, вниз, вправо, влево! — командовал он.

Мария, прижав ладонь ко рту, с испугом наблюдала за его действиями. Сережку, чтобы больше не лез со своими диагнозами, оставили за закрытой дверью в коридоре.

— Нет, желтухи тоже нет! — констатировал врач, напоследок осмотрев девочке рот. — Не знаю я, почему твоя дочка не хочет идти! — сказал он Марии. — Устала, наверное!

— Вот я ей покажу — устала! — рассердилась Мария, но не замахнулась, к дочери близко не подошла, только сказала раздраженно: — Столько времени из-за тебя потеряли!

Саша, в общем, не привыкшая перечить матери, особенно в присутствии посторонних людей, спустила ноги с кушетки, но сморщилась от боли и опять застонала.

Доктор, все это время задумчиво наблюдавший за ней, спросил: