Александр Коротенко - Трепанация

– Теперь вы шутите, Николай Павлович. Я потерял все, понимаете, все.

– Нет, не понимаю. Пока ты жив, ничего не потеряно.

– Демагогия.

– Николай Павлович, в ординаторской вас ждет отец Феодосий, – сказала вошедшая в реанимационную палату сестра.

– Скажите ему, пусть идет в свою палату и лежит. Я приду к нему, – ответил хирург через плечо. Опять обернулся к Ивану. – Это с ним ты столкнулся. Его машина стояла на обочине, и ты ее не заметил. Ребята со «скорой» сказали – удар был такой сильный, что тебя выбросило из машины на дорогу через лобовое стекло. Падая, ты ударился затылком об асфальт. Прямо на проезжую часть. Тебя бы точно задавили, если бы не отец Феодосий. Он получил сильное сотрясение мозга и все-таки вытащил тебя на обочину и вызвал «скорую». Вот так. Твой идейный враг спас тебя, философ. Рвется домой. Не хочет лежать. Если у тебя все будет хорошо этой ночью, завтра переведем в палату. Может, познакомишься с ним.

Приблизив свое лицо почти вплотную к Ивану, произнес почти шепотом:

– Слушай, Иван, я знаю такой тип людей, как ты. Постоянно изводите себя и не видите ничего вокруг, но, пойми, я хирург, – произнес он по слогам, – понимаешь? Я хирург тела, а не души. Что ты киснешь и смотришь на меня, как перед казнью? Думаешь, ты один в этом мире страдаешь? Я прошу тебя, не губи мою работу. Держи себя в руках.

– Я постараюсь. Постараюсь, – тихо ответил Иван.

– Ванюша! Ванюша, просыпайся. Просыпайся, тебя ждет Николаша.

Привычный мягкий голос Маши.

Какое счастье почувствовать: все позади. Кошмар закончился. Безумие прекратилось.

Ничего не было. Ничего не произошло. Все привычно хорошо, и ожидать можно только лучшего. Счастье – это присутствие будущего. Оно есть. Оно вернулось. А вся жуть только приснилась. Как легко. Как спокойно.

Приблизительно так мыслилось Ивану, лежавшему с закрытыми глазами.

Сначала пришло осознание того, что он проснулся. Вернулся слух. Где-то слышалось слабое гудение. Наверное, холодильник. Звуки музыки. Это на кухне. Или у мамы в комнате. Хочется есть. Надо вставать. Завтракать. Обнять Николашу. Съездить с мамой на кладбище… В голову как будто ударили гирей. Ужас выдавил глаза наружу из-под век. Во рту пересохло. Он увидел серые стены. Капельницу у своей кровати. Тело, накрытое казенным одеялом. Больница. Все правда. Этот ужас – правда. За что? За что такие муки? Что он сделал плохого? Кому? Боже, Боже, Коленька, Николаша.

– Коленька, Коленька, – Иван не мог сдерживать рыдания. Слезы текли откуда-то изнутри, и он растирал их свободной рукой по лицу. – Коленька, Машенька, мама. Боже мой, Боже мой. За что? За что?

За его головой резко запищал какой-то прибор. Ворвалась сестра.

– Спокойно, спокойно, – ее молодость не вязалась с уверенностью, с которой она проделывала разные действия.

Вошел доктор.

– Что такое, Иван? Что случилось?

– Господи, как больно. Как больно! – сдавливались рыданиями слова из Ивана.

– Два кубика реланиума. Быстро, быстро. И принесите воды.

Доктор положил свою руку на лоб Ивана. Лоб был влажным. Принесли стакан воды.

– Выпей. Тебе надо успокоиться.

Иван немного отпил из стакана. Его рука дрожала. Медсестра ввела содержимое шприца в вену через катетер на руке. На какое-то время Иван стал безучастным ко всему и лишь изредка вытирал слезы. Приступ проходил.

– Слушай, Иван, что там у тебя случилось?

– Я не знаю. Я пришел домой. Все мертвы. Коленька, Маша, мама. Все. – Рыдания усиливались. – Понимаете, все. Господи, за что?

– Спокойно, спокойно. Тебе надо успокоиться.

– Да что вы такое говорите? Как успокоиться? Мама, жена, сын. Все сразу. Вы понимаете?

– Иван, кому из твоих близких можно позвонить?

– Я же вам объясняю: ни-ко-му.

– Папа, просыпайся, тебя мама зовет, – четко произнес Николаша.

На мгновение мелькнула надежда, но сознание возвратило Ивана к воспоминаниям. Проснувшись, он без сил лежал с закрытыми глазами. Не было никаких желаний, но не было и покоя в душе. Душа имела вес. Она давила где-то в районе головы и груди одновременно. Рядом с кроватью он чувствовал чье-то присутствие. Это оказалась медсестра.

– Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, нормально.

– Я позову Николая Павловича.

Восемьдесят килограммов протоплазмы, сформированной в сложную биологическую систему с функциями поглощения и выделения. Кроме тяжести и бессилия, никаких других ощущений. Почти никаких мыслей. Мозг вяло сканирует какую-то ветхую материю из отрывков прошлого и диагностики действительного.

Подошел доктор, пристально посмотрел в глаза Ивану. Неприятно. Такое бесстрастное наблюдение за страданиями.

– Тут у нас лежит ваш коллега по несчастью, отец Феодосий. Выписать я его все равно не могу, хоть он и настаивает. Я рассказал ему о вас, Иван, он хочет поговорить с вами. Вообще-то этого нельзя. Стерильность и все такое, но я подумал, что в такой ситуации можно разрешить. Вы не против?

Иван вяло махнул рукой, выражая скорее безразличие, чем согласие.

– Он, кстати, на вас не в обиде за аварию.

Помолчали.

– Сейчас его оденут, и он придет.

Еще помолчали.

Доктор встал.

– Ну, я пойду. Я тут рядом буду.

Он все стоял, стесняясь своего бессилия.

Открылась дверь, и в палату вошел высокий и очень худой человек. Медицинская шапочка подчеркивала его большие темные глаза и бородку.

– Проходите, отец, проходите, – с облегчением, граничащим с надеждой, сказал доктор. – Вот знакомьтесь – это Иван Иванович.

– Здравствуйте, и храни вас Господь, – спокойно проговорил батюшка.

– Ну, я пока пойду. Присаживайтесь, отец, – и доктор поставил у кровати стул.

Священник перекрестился и осторожно сел. Он осмотрел спокойным взглядом палату и так же спокойно осмотрел лежащее на кровати тело.

– Доктор сказал, страдаете вы отчего-то, – проговорил священник, глядя куда-то в пол.

Иван безразлично смотрел в потолок.

– Вы простите меня, ради всего святого, видимо, заснул я на той дороге. Бог свидетель, не желал я ничего плохого.

Он перекрестился, бормоча что-то.

– Вы не виноваты. Никто не виноват, – тихо и безразлично произнес Иван.

– Да, да, на все Божья воля, и все же вы не держите на меня зла.

– Вы тут ни при чем. Я сам хотел умереть. Не получилось.

– Господь с вами. Что вы такое говорите? Грех так думать. Грех по любым законам. Мне доктор говорил о вашей беде, сочувствую и буду молиться за вас, но нельзя впадать в уныние. Вы молоды, образованны. У вас вся жизнь впереди. Надо быть стойким к бедам, выпадающим на нашу долю. Что же поделать? Все мы в руках Божьих.