Анатолий Постолов - Речитатив

– Не заблудитесь? – спросил Юлиан.

Варшавский снисходительно улыбнулся.

– Я могу с закрытыми глазами дойти до дома. Во-первых, я очень хорошо ориентируюсь и, пока вы меня везли сюда, запомнил дорогу, а во-вторых, у меня есть такой амулет – кусок янтаря из Юрмалы, который мне подарил когда-то один латыш, очень продвинутый человек, высланный большевиками в Сибирь сразу после войны. В этом янтаре можно увидеть двух муравьев – не ясно, сражались они между собой за хлеб насущный или пытались вдвоем выбраться из липкой ловушки. То, что событие могло произойти несколько миллионов лет назад, всегда меня поражало. Два существа, две козявочки, преодолевшие вечность и одновременно остановившие мгновение… Надо было только оказаться в янтарной смоле, и время запечатлело немую сцену, как моментальный снимок, сделанный с выдержкой в миллион лет. Этот амулет – мой биологический маяк. Я всегда держу его дома. Он, по сути, мой оберег, помогает избегать тупики, всякого рода ловушки и посылает мне сигналы, которые я воспринимаю третьим глазом.

– Ой, как все было интересно, очень жаль, что вы должны уходить, – сказала Виола.

– Мой режим может показаться слишком консервативным, но мне нельзя поддаваться на разного рода соблазны. Я еще час медитирую перед сном, занимаюсь йогой, одним словом, укрепляю нервную систему. Предстоит нелегкая неделя. Ко мне очередь стоит на два месяца вперед. Но, надеюсь, мы еще увидимся. А с вами мы сразимся в следующий раз, – добавил Варшавский, поворачиваясь к Юлиану.

– Рыцарский турнир? Согласен. Только без крови…

– Рыцари устраивали турниры в первую очередь для того, чтобы увидеть восхищение в глазах прекрасной дамы, – произнес Варшавский и галантно приложился к ручке Виолы.

– Бедная дама, – ухмыльнулся Юлиан. – Нелегко ей будет проявить благосклонность в этой ситуации.

– Я, пожалуй, сбегаю, проверю почту, – сказал Юлиан, едва за Варшавским закрылась дверь.

– Не трудись, почты сегодня нет.

– Ах да… воскресенье. Ну, тогда проверю, куда наш рыцарь повернул – направо или налево. Я сделал большой круг, когда вез его к нам, две улицы были перекрыты из-за какой-то аварии, и я несколько раз менял направление…

Он выскользнул за дверь, а Виола подошла к зеркалу и стала внимательно себя рассматривать.

– Ничего еще бабенка, – сказала она, проведя пальцами по щеке, и слегка повернула голову набок, разглядывая свою шею.

Юлиан вернулся, запыхавшись, буквально через несколько секунд:

– Лев-отшельник бодрым шагом направился в свою келью – и, представь себе, сразу повернул направо, на юг, хотя я завез его с северной стороны.

– Может быть, у него действительно дома есть этот янтарный амулет, – задумчиво сказала Виола.

– Возможно. С встроенным трансмиттером. А на шее висит радарчик. Вот и весь фокус.

– И все-таки, Жюль, я должна тебе сказать, он очень непростой человек. Я совершенно не знаю всю предысторию его жизни, каким образом он стал тем, кто он есть, но некая тайна из прошлого не дает ему покоя…

– Вполне возможно, что он член какого-нибудь эзотерического братства, куда принимают только тех, кто совершил экстраординарный поступок, например, вышел из телесной оболочки, слетал на Венеру и вернулся обратно…

– Знаешь, когда он начал про гречишное зерно говорить, я просто обалдела. Было такое ощущение, что он молотил под диктовку.

– Я тоже это заметил. Он, похоже, был в трансе.

– Я, кстати, совершенно не поняла, как он связал это зерно с автомобильным двигателем.

– Полный бред… – покачал головой Юлиан, после чего подошел к Виоле сзади и начал легонько массировать и поглаживать ее плечи.

– А эти голоса… – она слегка откинула голову назад и закрыла глаза, разомлев от вкрадчивых движений его рук. – Мне было и смешно, и немножко страшно. Как ты думаешь, он действительно что-то слышит или притворяется?

– К сожалению, слышит и на полном серьезе с ними общается. Современная медицина почти единогласна в определении природы такого явления. Голоса оттуда – это несомненный признак шизофрении. Говорить о нюансах я не берусь, но…

– Но ведь он не сумасшедший.

– Нет, конечно. До определенного момента. Все зависит от того, насколько глубоко он затянут в свои диалоги с духами. Карл Юнг тоже обладал такой способностью. Он слышал голоса и воспринимал их как нечто данное свыше, как божественный дар, благодаря чему он контактировал с миром коллективного бессознательного, что не могло не привести к глубоким разногласиям и в конечном счете к разрыву Юнга с Фрейдом, который всей этой метафизики боялся как огня, полагая, что она делает науку зависимой от религии. Но простого объяснения здесь нет. Голоса «оттуда» могут слышать либо люди гениальные, либо шизофреники. К какой категории отнести Варшавского – я пока не знаю…

Он обхватил ее талию, и его руки скользящими движениями стали спускаться к лобку, и ниже – в теплое волнующее море промежности… Виола застонала и положила свои ладони сверху, усиливая это мощное проникновение.

– Ты такая упругая, и ты так вкусно пахнешь, беби… – зашептал он ей на ухо. – Хоть тебя и назвали прекрасной дамой, но пахнешь ты гоночным автомобилем, у которого на виражах дымятся колеса…

– Это рецина! – расхохоталась Виола. – Я выпила целый стакан или даже полтора. Кстати, ты был очень невежлив по отношению к Варшавскому. Мог бы заранее купить нормальное вино… Каберне, например, и не дразнить пожилого человека.

– Какой же он пожилой? Ему на вид лет сорок пять, он мой ровесник, если не моложе меня.

– Волик уверял, что ему пятьдесят три года.

– Ты шутишь! Вот так номер. Это меняет всю картину. Мужчины после пятидесяти, как показывает практика, полностью теряют чувство стыда. Они понимают, что надо брать от жизни всё, что еще не добрали. То-то он расшаркался. В нем взыграла польская кровь: «Целуем ручки… Пьенкна пани…»

– Жюленыш! Ты ревнуешь…

– Ни на йоту не ревную.

– Врешь!

– Меня пан Варшавский просто раздражает своей позой. Властелин человеческих судеб. Война началась чуть ли не по его команде, а Нострадамус здесь вроде джокера в карточной колоде… Выпал Варшавскому джокер – вот и расклад меняется в зависимости от того, кем ты этого джокера назначишь: королем или шестеркой…

– А что если у него эта способность слышать голоса той же природы, что у Юнга.

– Не знаю… не знаю. И с чувством юмора у него тоже не очень… Играет роль библейского пророка…

Виола чуть наклонила голову, Юлиан нежно зарычал и, оскалив зубы, стал покусывать ее шею… В его рычание незаметно проникла знойная гармония африканского сафари, и он, подражая Армстронгу, хрипло пропел: «Let\'s do it, baby, let\'s fall in love…» [5] . Затем, не меняя тембра голоса, он хищно зашептал ей на ухо: