Николай Крыщук - Кругами рая

Они пили по очереди из металлической крышки, которая была на фляжке.

– Вот случись что-нибудь подобное у нас, – продолжал Алик, – сколько было бы мучений, стихи бы небось пошли, слезы в подушку. А у этих раз – и все, конец ситуации. Развернулись и поехали в обратную сторону. Я их про себя называю «шампиньоны». И за то их ругают, и за то, и за то. А по-моему, все с ними нормально, одного только не хватает – у них нет воображения.

Лунная дорожка начиналась прямо у ног, такая в безветрии ровная и чем-то припорошенная, что ее хотелось собственными ногами испытать на прочность.

Комментировать действительно ничего не хотелось. Но Алексей должен был задать Алику только еще один вопрос.

Раньше ему казалось, что при встрече им будет не избежать откровенного разговора о Тане. Но сейчас… Вот только как бы правильнее сформулировать? Наконец Алексей решился:

– Скажи, ты знаешь Ксюшиного отца?

– Наблюдал несколько раз, – ровным голосом ответил Алик, видимо, ничуть не удивившись вопросу. Перебирают знакомых. О чем же еще и беседовать? – У Марины был период, когда чуть не каждый вечер к ней приезжала одна и та же компания. Мне они не слишком нравились. Вообще все это выглядело странным. Ну, в частности, что все много пили и Марина с ними на равных. Хотя раньше только пригубливала. А тут все они как будто страшный эксперимент ставили, с артельным упорством, до первой жертвы. Один всегда оставался на ночь. Потом все как-то так же само собой закончилось. Компании больше не приезжали. Приезжал несколько раз этот, будущий отец Ксюши, уже по осени, но дело всякий раз заканчивалось ссорой, и ночевать он больше не оставался. Что из этого получилось, ты знаешь. Я так и не понимаю. Если она просто искала донора, то зачем позволяла попойки? А если любила?.. Да нет, не любила она его. Любовь ведь, как электричество, через атмосферу передается. Не любила.

Это было в то лето, когда они расстались, понял Алексей. Значит, Марина тоже развернулась и поехала в обратную сторону.

Они шли вдоль залива и оба молчали. Алексей вспомнил, как мчался сегодня к дочери. Теперь неизвестно, правда, к чужой или своей. Он решил, что непременно приедет сюда еще. Пусть пройдет время. Может быть, в августе. И устроят они с Ксюшей свой пароход. Почему бы и нет? А может быть, купят путевки и поплывут вместе, ну, допустим, по Волге.

– Лет пять назад, – усмехнулся Алик, – я нашел на берегу выброшенную прибоем японскую босоножку. С тех пор помимо воли все время ищу вторую. Скоро мы как раз к тому месту выйдем. Впрочем, не выйдем, давай сворачивать. Пора навестить гостей.

На этот раз подъем преодолевался легко.

– Подожди. Надо освободиться, – сказал Алексей.

Звучно поливая корни старого дерева, Алексей оглянулся на Алика. Тот застенчиво отвернулся от него и превратился в звездного мальчика, который пытался разглядеть в небе не только свою планету, но и свой садик на ней, свой домик и, может быть, даже керамическую кошечку, притаившуюся на подоконнике за занавеской.

Отсюда уже был виден поселок, дача Алика с распахнутыми и освещенными окнами, в которых, как в кукольном домике, ходили маленькие человечки, не имеющие пока ни имен, ни лиц, ни характеров, ни судьбы. Алексей не предвкушал радости уюта. Его вела некая окрыленностъ и при этом смиренная тоска человека, которому предстоит заново давать имена и пройти пешком той дорогой, вдоль которой до того он только летал, что ли, или ездил, изредка выглядывая в окно.