Маргарита Хемлин - Клоцвог

Так получилось, что подруг и личных знакомых в Москве у меня не завелось. Все через Марика. Он удивился, кто же подсказал портниху. Я непринужденно оправдалась, что звонила приятельница из школы, в которой я преподавала.

Он заметил сквозь зубы:

— Ясно. Мы с Эллочкой пойдем на экскурсию в планетарий, потом в зоопарк. Она давно просилась. Я рассчитывал, что мы втроем. Теперь вдвоем, без тебя.

— Если бы ты меня заранее предупредил, я бы пошла. А теперь я не могу отказаться от портнихи. У нее очередь на полгода вперед.

Марик легонько постучал кулаком по столу. Не для скандала, просто как жест.

— Хорошо, что на полгода вперед. А то ведь бывает иногда, что на полгода назад.

И посмотрел мне в глаза.

Я быстро посчитала, что такое было полгода назад. Кроме смерти мамы — ничего примечательного. И что он имел в виду, до сих пор не понимаю.

На даче во всем видимом вокруг пространстве лежал чистый белый снег. Я радовалась красоте с тишиной пополам. Саша находился в приподнятом торжественном настроении. Это была наша первая встреча по-настоящему в независимом состоянии.

Я выбрала хорошую минуту и сказала:

— Вот мы с тобой вместе уже больше месяца. А ты ведь про меня ничего не знаешь. Тебе интересно?

— Что интересно?

— Узнать про меня, про мою жизнь. Что ты про меня думаешь?

Саша задумался. Потом ласково сказал:

— Я думать не хочу. Смотрю на тебя и любуюсь. И все. Зачем думать? Нам не по двадцать лет, чтобы переделывать свою жизнь. Если ты начнешь мне рассказывать, получится, что надо тебе помочь в чем-то. Материально, конечно, — пожалуйста. А кроме денег — что можно сделать?

Саша говорил, как всегда, спокойно и точно. Возразить нечего.

И все же я ответила, как намечала заранее:

— Мне нужно посоветоваться. Просто совет — это никаких забот тебе не прибавит.

Саша рассмеялся:

— Мне — нет. А тебе, может, прибавит. Подумай, не надо сейчас ничего говорить. У нас счастливый день. Только и заботы — не пропустить свою электричку.

— Ладно. Не отвечай ничего развернуто. Только «да» или «нет».

Вижу, Саше интересно. Я повела разговор дальше.

— Человек состоит из фактов и размышлений по поводу этих фактов. Да?

— Да.

— Факты таковы: у меня есть муж, дочь и сын. Дочь в школе, сын в армии. Муж — работает. Да?

— Да.

— Сына я боюсь. Дочь мне чужая. Мужа уже не люблю. Я ничего не делала специально, чтобы так получилось. Сложение обстоятельств и больше ничего. Но у меня осталась впереди жизнь, которую надо провести достойно. Мне тридцать восемь лет. Почти тридцать девять. Ты старше меня. Но ты мужчина, и тебе возраст не помеха. А мне — помеха. Я старею на глазах. Моя жизнь кончена? Скажи одним словом.

Саша молчал. Я специально подвела, чтобы одним словом не получалось.

— Ты мне не раскрыла главного. Почему ты боишься сына, почему дочка чужая, почему не любишь мужа. Но я лезть не буду. Не надейся. Сказала — и сказала. Факт. Тем более я знаю в результате собственной жизни — важен результат. И точка. Раз ты фактически внутри себя постановила считать такой факт, такую точку, значит, твоя жизнь кончена.

Саша смотрел мне в глаза и улыбался.

Я переспросила:

— Кончена?

Я стремительно начала одеваться без разбора: белье, чулки, юбка. Комбинацию забыла, свитер напяливала уже возле двери.

Саша лежал и молчал. Когда я с усилием просовывала голову в узкое горло свитера, раздался его спокойный голос:

— Я сказал тебе то, что ты сама хотела услышать.

Я заплакала. Ворот сдавил мне шею. Я тянула его во все стороны. Но нитка крепкая и вязка специально такая, чтобы не растягивалась: двойная косичка.

— Успокойся. Ты артистка в душе. Тебе мало эффектов, и ты придумываешь. Точно говорю. Придумываешь. Да?

Я ответила, как было условлено мной же, — одним словом:

— Да.

Моя далеко идущая ошибка заключалась в том, что в результате частичного пересказа волнующих проблем я получила еще один лишний вопрос: стоит ли мне жить?

Но Саша дал мне мысль: пересмотреть то, на чем я поставила точку. Все-таки положительный итог из разговора я вынесла. И вынесла на своих плечах. А жить или не жить — всегда можно подумать, когда придешь к окончательному выводу.

Установилось затишье.

Марик предложил устроить широкое празднование своего дня рождения. Тем более — сорокалетия. Я согласилась, так как считала, что подобные мероприятия укрепляют общность.

С энтузиазмом покупала продукты, размышляла, что приготовить, как распределить нагрузку по кухне, чтобы не сваливать на один день.

Привлекла Эллу. Мы вместе с ней говорили о подарке. Элла предложила нарисовать картину. В школе им показали, как пользоваться акварельными красками, и девочка увлеклась. У нее было все необходимое.

Со своей стороны, я хотела купить что-то по специальности Марика, но необычное.

Неожиданно в антикварном магазине на улице Кирова при одном взгляде пришла мысль — старинные часы. Не слишком дорогие, потому что не идут, с каким-то скрытым дефектом, а также внешне обшарпанные. Продавец меня убедил, что лучшего подарка в данной категории не найти. Настоящий мастер будет доволен. Тут и реставрация, и механизм, и поиски нужного решения. Занятие на долгие месяцы, а то и годы, если отнестись с любовью. Я купила часы и надежно спрятала.

И вот наступил день. Выпало как раз воскресенье. Собралось четырнадцать человек, если считать вместе с нами троими. Даже те, кого мы не видели уже лет десять. То есть с моего переезда.

С утра Элла хотела вручить папе подарок — свою картину. Но я убедила ее, что надо дождаться трех часов дня, когда соберутся гости, и уже тогда вручать при всех, заодно попросила разрешения посмотреть. Элла не дала, но и не надулась, как обычно.

Я накрыла превосходный стол. Все своими руками — и варила, и крошила, и резала, и фаршировала.

Главный дорогой гость — Бейнфест. Он у нас не объявлялся с первого дня рождения Эллочки.

Бейнфест пришел заранее и долго разговаривал с Мариком. Я не слышала, мне не надо, у меня же готовка.

Элла от нетерпения вынесла картину к столу и громко позвала:

— Папа-а-а-а! Выходи, я тебе буду дарить!

На картине изображено следующее: волнистое море, водянистое, серо-голубое, над волнами две фигуры — вроде одна в штанах, другая в платье; под волнами тоже две фигуры — одна в штанах, очень широких клешах, другая маленькая и круглая, непонятно в чем одетая. По всем краям надпись: с днем рождения, с днем рождения, рамка такая. И все какое-то грязное, неопрятное. И листок покоробленный, насквозь неровный. Элла буквально искрилась от радости предвкушения похвалы.

На зов вышли Марик и Бейнфест.

Элла громко сказала:

— Дорогой папочка! Поздравляю с днем рождения! Я сама нарисовала, и мне никто не помогал.