Андрей Шляхов - Москва на перекрестках судеб. Путеводитель от знаменитостей, которые были провинциалами

Он возвращается в Москву.

Домой?

Нет, что вы — в Бутырскую тюрьму. Отмена приговора еще не переводит заключенного в категорию обычных граждан. Всему свое время. Пока что дело передается на новое расследование.

Десятого июля 1940 года Сергей Павлович Королев осужден Особым совещанием НКВД на восемь лет исправительно-трудовых лагерей. За что? Да за старые грехи. За то, что (цитирую обвинительное заключение) «являлся с 1935 года участником троцкистской вредительской организации, по заданию которой проводил преступную работу в НИИ-3 по срыву отработки и сдачи на вооружение РККА новых образцов вооружения».

В ужасном положении оказался Сергей Павлович, с которым Советская власть играла в «кошки-мышки».

Полный надежд, окрыленный отменой несправедливого приговора, он со дня на день ждет освобождения, предвкушает встречу с домашними, задумывается о продолжении прерванной работы и… получает новый срок!

Всего на два года меньше прежнего. Велика радость, нечего сказать!

Отчаявшись добиться справедливости, Королев пишет письмо самому Сталину. Рискованный, надо заметить, шаг по тем временам. В ответ можно было получить еще один пересмотр дела с приговором к «высшей мере социальной защиты» — расстрелу.

Еще одно письмо — Народному комиссару внутренних дел Берия.

И третье — Прокурору СССР Панкратьеву.

Тринадцатого сентября (снова эта чертова дюжина, будь она неладна!) 1940 года осужденного Королева как специалиста — авиационного конструктора — велено перевести в Особое техническое бюро при НКВД СССР. Сам Кобулов, можно сказать, правая рука наркома, распорядился!

Королев сразу же был переведен в «учреждение», которое называлось Центральным конструкторским бюро № 29 НКВД. Располагалось «учреждение» в подмосковном Болшево.

Условия в ЦКБ № 29 были не лагерными, а санаторными. Койки с нормальными простынями, одеялами и подушками, занавески на окнах, в столовой скатерти и полотняные салфетки, ватерклозет, душ и еды вволю. Да не баланды, а нормальной человеческой пищи — вкусной и сытной. Спиртные напитки были запрещены, но зато папиросы выдавались бесплатно.

И даже были редкие свидания с родными, которые проходили в Бутырской тюрьме, чтобы не рассекречивать ЦКБ № 29.

Просто не «учреждение», а земной филиал рая, охраняемый архангелами с малиновыми петлицами.

Распорядок, правда, был лагерным.

В семь часов подъем, в семь тридцать завтрак, с восьми до часу — работа, с часу до двух — обед, с двух до семи опять работа, в восемь — ужин, после него до отбоя в одиннадцать часов — свободное время. Кому приспичило, может работать и ночью — возражений нет.

Охрана, кстати говоря, тоже не была похожа на лагерную. Вежливая, предупредительная, никаких оскорблений, никаких тычков, никаких шмонов. Заключенных именовали на «вы».

Некоторые сотрудники ЦКБ № 29 были свободными людьми — ночевали дома.

В «учреждении» существовало несколько групп, которые в обиходе тоже назывались «конструкторскими бюро» — Туполева, Мясищева, Петлякова. Имели группы и официальные порядковые номера. У каждой из групп был свой официальный руководитель, из числа сотрудников НКВД. Эти руководители мало разбирались в специфике того, чем им было поручено руководить. Они «обеспечивали».

Королева сначала определили к В. М. Мясищеву, который работал над созданием дальнего высотного бомбардировщика, но отношения с Мясищевым у Королева не сложились, и он перевелся в группу Туполева.

Сергей Павлович пребывал в глубокой депрессии — второй несправедливый приговор убил в нем надежду. Он не сомневался, что после «сдачи» требуемых проектов всех «привилегированных» заключенных вернут в лагеря, а то и расстреляют.

Тем не менее он находил в себе силы работать. Работать на благо той власти, которая столь несправедливо обошлась с ним. Что это было — мужество, желание хоть чем-то отвлечься от грустных дум, или вопреки всему он надеялся, что его труд будет замечен и вознагражден свободой?

По свидетельству других «сотрудников» ЦКБ № 29, Сергей Павлович был угрюмым, замкнутым пессимистом. Что ж — его можно понять. Оптимисты среди несправедливо осужденных встречаются редко. Тем более среди дважды несправедливо осужденных.

ЦКБ № 29 НКВД «закрыла» война. Весь контингент перекинули в Омск, подальше от линии фронта, где было решено в сжатые сроки создать авиазавод. Туполеву и еще двум десяткам человек война вернет свободу — на основании постановления Президиума Верховного Совета Союза ССР их освободят со снятием судимости.

Королев остался заключенным, зато получил должность — стал заместителем начальника фюзеляжного цеха по подготовке производства.

Жизнь в Омске была куда тяжелее болшевской. Это и ясно — война же кругом. Королев получал в день восемьсот граммов не самого лучшего хлеба, двадцать граммов масла, пару кусочков сахара. С куревом тоже было плохо.

Королев не только выполняет порученную ему работу. Он продолжает заниматься своей любимой темой — ракетами. Что-то придумывает в свободное время, делает расчеты… Когда узнает, что один из его бывших коллег, В. П. Глушко, ныне тоже заключенный, организовал в Казани группу, которая проектирует ракетные двигатели для самолетов, начинает добиваться перевода в Казань. И добивается, хоть и не сразу. Упорный был человек!

В Казани порядки были почти гражданскими. Вскоре после прибытия Королева «расконвоировали», то есть предоставили право свободного передвижения. Правда, по определенной местности (от места отдыха до места работы) и в определенное время. Но он радовался и этому — так приятно было ходить, пусть и недалеко, без сопровождающего-конвоира. «Вольная жизнь» начала возвращаться к Сергею Павловичу, пусть даже и по частям.

В Советском Союзе с его множественными ограничениями свобод граждан расконвоированный заключенный мало чем отличался от свободного человека. Тем более в годы войны, когда на многих заводах рабочие не выпускались за территорию предприятия. Жили прямо в цехах и работали по шестнадцать часов в сутки.

Не по приговору суда — по решению администрации.

Казань оказалась последним городом, в котором Сергей Павлович Королев отбывал свое незаслуженное наказание. Он провел в неволе шесть лет вместо восьми.

В Указе Президиума Верховного Совета Союза ССР от 27 июля 1944 года о досрочном освобождении со снятием судимости были указаны фамилии Королева и его руководителя Глушко.

Вы думаете, что Сергей Павлович сразу же уехал в Москву?

Нет, он остался в Казани.

Правда, жил уже в собственной комнате, которая находилась в самой обычной шестиэтажке, на одной из улиц города. Никакой охраны, никаких соседей по комнате.