Ален Роб-Грийе - Ластики

– Никто. Я нашел его случайно. Дом номер десять.

– Там есть телефон?

– По-моему, есть.

– Ладно, если мне будет что вам сказать, я найду его номер в телефонной книге.

Тут же, не откладывая, Лоран открывает толстую телефонную книгу и, послюнив палец, начинает быстро ее перелистывать:

– Улица Землемеров; ага, вот. Дом десять: кафе «Союзники».

– Да, это оно.

– Телефон: двести два – ноль три. Но это не гостиница.

– Нет, – отвечает Уоллес – Просто там сдают несколько комнат.

Лоран идет к полке за справочником. После минуты безуспешных поисков он спрашивает:

– Странно, оно здесь не указано. Много там комнат?

– Не думаю, – отвечает Уоллес – Видите, ваша полиция не такая уж всеведущая!

Лицо генерального комиссара расцветает в широкой улыбке.

– Зато какие у нас помощники: первый же человек, который там ночует, сам ставит меня в известность, опередив хозяина кафе!

– Почему первый? Откуда вы знаете? А вдруг вчера там ночевал убийца?

– Хозяин кафе уже доложил бы: сейчас он будет докладывать о вас. Он обязан это сделать до двенадцати дня.

– А если бы он этого не сделал? – говорит Уоллес.

– Что ж, в таком случае следовало бы отдать должное вашему чутью: вы очень оперативно обнаружили единственный в городе подпольный отель. В конечном счете это обернулось бы против вас; в сущности, вы – первый серьезный подозреваемый, который мне попался: вы недавно приехали, остановились метрах в двадцати от места преступления, и все это – без ведома полиции!

– Но я приехал вчера в одиннадцать вечера, – возражает Уоллес.

– А как это доказать, если вы не объявились?

– В момент преступления я находился в ста километрах отсюда, это можно проверить.

– Разумеется! У настоящих убийц всегда есть алиби, не так ли?

Лоран снова усаживается за стол и торжествующе глядит на Уоллеса. Затем вдруг спрашивает:

– У вас есть револьвер?

– Да, – отвечает Уоллес – По совету моего начальника я в виде исключения взял с собой оружие.

– Зачем?

– Может пригодиться.

– Верно, может пригодиться. Вас не затруднит показать его мне?

Уоллес протягивает ему свое оружие, автоматический пистолет калибром семь и шестьдесят пять сотых миллиметра, очень распространенную модель иностранного производства. Вынув обойму, Лоран внимательно изучает его. Затем, не глядя на Уоллеса, бесстрастно замечает:

– Не хватает одной пули.

Он возвращает пистолет владельцу. А потом быстрым движением сплетает пальцы, выворачивает ладони, снова складывает их вместе и трет большие пальцы друг о друга. Руки сцепляются и выпрямляются; каждая с легким щелчком сгибается, снова выпрямляется и наконец ложится на стол, ладонью вниз, с аккуратно расставленными пальцами.

– Да, я знаю, – отвечает Уоллес.

Раскладывая справочники, комиссар сдвинул с места наваленные на столе папки, и из-под них выглянул кусочек сероватого ластика, похоже чернильного, и, судя по слегка лоснящимся от износа бокам, скверного качества.

Закрыв за Уоллесом дверь кабинета, комиссар мелкими шажками идет обратно к креслу. Он удовлетворенно потирает руки. Выходит, это Руа-Дозе забрал труп! Интрига, вполне достойная этого старого олуха с его больным воображением. Он рассылает по всей стране целую ораву своих секретных агентов и сыщиков, великого Фабиуса и его приспешников.

Политическое убийство? Это, безусловно, объяснило бы полный провал лорановского расследования – во всяком случае, комиссара такое оправдание вполне устраивает, – но он боится поверить в это, зная склонность министерства к безудержному вранью, и рад видеть, как другие вступают на тот же опасный путь. Можно представить, какую кашу они заварят: для начала специальный агент, присланный на место преступления, оказался не в курсе того, что тело спешно увезли в столицу, – его удивление было непритворным. Похоже, этот Уоллес готов к серьезной работе, но что он тут сможет сделать? И вообще, в чем состоит его миссия? Он был немногословен; а что, собственно, ему известно об этих «террористах»? Похоже, что ничего; и это неспроста! Или же ему приказано молчать? А вдруг Фабиус, самая хитрая ищейка в Европе, доказал, что он, Лоран, состоит на жалованье у бандитов? От этих умников всего можно ожидать.

Сначала они ведут себя так, словно их главная задача – заставить полицию прекратить расследование (причем незамедлительно: поступил даже приказ просто-напросто убрать людей из особняка, не опечатав его, не поставив охрану, хотя старая служанка, которая там живет, похоже, не вполне в своем уме), а затем делают вид, будто пришли к нему советоваться. Ну так вот: раньше обходились без его советов, пускай и дальше обходятся.

Перед тем как усесться в кресло, комиссар наводит некоторый порядок на столе; он убирает на полку справочники, кладет документы обратно в папки. Папка с надписью «Дюпон» ложится налево, в стопку закрытых дел. Лоран снова потирает руки и повторяет про себя: «Прекрасно!»

Но чуть позже, когда он дочитывает свою почту, дежурный докладывает ему о приходе доктора Жюара. Что еще надо этому доктору? Неужели его не могут оставить в покое с этой историей, которой ему запрещено заниматься?

Когда доктор входит, Лорана поражает бесконечная усталость на его лице.

– Господин комиссар, – почти вполголоса произносит доктор, – я пришел по поводу кончины несчастного Дюпона. Я доктор Жюар.

– Но, доктор, если мне не изменяет память, мы с вами как-то уже работали вместе?

– Ну уж, «работали»! – скромно удивляется маленький доктор. – Моя помощь была такой незначительной. Я даже не думал, что вы об этом вспомните.

– Мы оба сделали все, что могли, доктор, – говорит комиссар.

С легкой заминкой доктор как бы нехотя продолжает:

– Я переслал вам свидетельство о смерти, но потом подумал, что вы, возможно, захотите поговорить со мной…

Он запнулся. Лоран невозмутимо смотрит на него, постукивая пальцем по столу.

– И правильно сделали, доктор, – произносит он наконец.

Из него явно хотят что-то вытянуть. Доктор Жюар начинает жалеть, что поторопился прийти сюда, вместо того чтобы спокойно дождаться повестки. Чтобы выиграть время, он протирает очки, затем, вздохнув, продолжает:

– Впрочем, не знаю, что я мог бы вам сообщить об этом странном преступлении.

Если ему нечего сообщить, зачем он пришел? Он явился сам, чтобы не подумали, будто он боится вызова. Он ожидал, что ему станут задавать конкретные вопросы, – и подготовился к ним, а его тут заставляют барахтаться одного, словно он в чем-то провинился.

– Почему странном? – спрашивает комиссар.

Он не находит его странным. Он находит странным поведение доктора, который стоит столбом и произносит уклончивые фразы, вместо того чтобы просто сказать то, что знает. Знает о чем? Его не просили дать показания. Больше всего он боялся, что полицейские захотят что-то разнюхать у него в клинике; вот почему он здесь.