Ален Роб-Грийе - Ластики

Генеральный комиссар не расположен снова ввязываться в подобную авантюру.

Когда Уоллес вышел из полицейского управления, у него опять возникло ощущение пустоты в голове, которое он вначале объяснял воздействием холода. В этот момент он подумал, что долгая прогулка натощак – которая завершилась чересчур легким завтраком, – возможно, тоже повинна в этом. Чтобы как следует подумать над словами комиссара и навести порядок в собственных мыслях, он счел нужным поесть как следует. Поэтому он зашел в кафе, которое заметил часом раньше, и с аппетитом съел яичницу с ветчиной и черным хлебом. Заодно официантка объяснила ему, как быстрее добраться до Коринфской улицы. Проходя во второй раз мимо памятника на площади Префектуры, он подошел поближе, чтобы прочесть на пьедестале, с западной стороны, вырезанную в камне надпись: «Колесница Государства. Скульптор В. Долис».

Он без труда нашел клинику, но оказалось, что доктор Жюар недавно ушел. Сестра, к которой он обратился, спросила, в чем дело; он ответил, что хотел бы поговорить лично с доктором. Тогда сестра предложила ему поговорить с госпожой Жюар, по ее словам, тоже доктором и вдобавок главным лицом в клинике. Уоллес вышел из положения, заявив, что пришел не по поводу лечения. Такое объяснение почему-то вызвало у сестры улыбку, но больше она ни о чем не спросила. Когда вернется доктор, она не знала и посоветовала зайти попозже или позвонить. Закрывая за Уоллесом дверь, она пробормотала достаточно громко, чтобы он расслышал:

– Все они одинаковы!

Он вернулся на площадь и обогнул префектуру с правой стороны, намереваясь выйти на Бульварное кольцо со стороны улицы Землемеров, но запутался в лабиринте узких улочек, где прихотливые изгибы и неожиданные повороты заставили его прошагать больше, чем надо было. Перейдя какой-то канал, он наконец оказался в знакомом квартале: Брабантская улица и кирпичные дома лесоторговцев. Пока он шел, все его внимание было поглощено тем, как бы не сбиться с пути; и когда он, перейдя бульвар, оказался перед особняком, окруженным живой изгородью, этот домик вдруг показался ему каким-то зловещим, хотя еще утром был, наоборот, привлекательным. Он попытался отогнать от себя эти нелепые мысли, объясняя их усталостью, и впредь решил ездить на трамвае.

И в этот момент он осознал, что уже больше получаса думает только о выражении лица и тоне медсестры: при всей вежливости, в ее разговоре сквозили какие-то намеки. Похоже, она решила, что он хотел попросить доктора о некоей услуге.

Уоллес идет вдоль живой изгороди, окруженной решетчатой оградой, останавливается у калитки и с минуту разглядывает дом. В первом этаже два окна, во втором – три, одно из которых (крайнее слева) приоткрыто.

Вопреки ожиданиям, он не слышит звонка, когда входит в сад. Закрыв за собой калитку, он пересекает посыпанную гравием площадку и всходит по четырем ступенькам крыльца. Потом нажимает на кнопку звонка: где-то вдали слышится звяканье. В лакированной дубовой двери проделано четырехугольное окошечко, застекленное и забранное вычурной решеткой: узор напоминает сплетенные стебли цветов с длинными гибкими листьями… или вьющиеся струйки дыма…

Через несколько секунд Уоллес звонит опять. Поскольку ему не открывают, он заглядывает в зарешеченное окошко – но внутри ничего не разглядеть. Он поднимает голову и смотрит на окна второго этажа. Из левого окна выглядывает старая женщина – она чуть-чуть наклонилась, как раз настолько, чтобы его было видно.

– Кого вам надо? – кричит она, видя, что он ее заметил. – Здесь больше никого нет. Вам бы лучше уйти, мой мальчик.

Интонация сухая и недоверчивая, но чувствуется, что ее можно задобрить. Уоллес спрашивает самым любезным тоном, на какой способен:

– Вы мадам Смит?

– Что вы сказали?

– Это вы мадам Смит? – повторяет он громче.

На этот раз она отвечает так, как будто давно поняла, о чем речь:

– Ну да, это я! А что вам нужно от мадам Смит? – И, не дожидаясь ответа, пронзительным голосом добавляет:

– Если вы по поводу телефона, могу сказать сразу: поздно пришли, мой мальчик, здесь больше никого нет!

– Нет, мадам, я не по поводу телефона. Я хотел бы поговорить с вами.

– Некогда мне разговаривать! Я укладываю вещи.

Бессознательно подражая ей, Уоллес теперь кричит почти так же громко. Он не сдается:

– Послушайте, мадам Смит, я только спрошу вас кое о чем.

По-видимому, старая дама еще сомневается, впускать ли его. Он отступил от двери, чтобы дать ей разглядеть его получше: то, что он хорошо одет, безусловно, говорит в его пользу. И вот наконец, перед тем как исчезнуть у себя в комнате, экономка заявляет:

– Никак не пойму, что вы мне тут рассказываете, мой мальчик. Сейчас спущусь.

Но проходит довольно много времени, и ничего не меняется. Уоллес уже собирается окликнуть ее, боясь, что о нем забыли, но вдруг окошко открывается, хотя в передней не было слышно ни малейшего шума, и за решеткой появляется лицо старой женщины.

– Так вы насчет телефона, да? – кричит она опять (не понижая голоса, притом что теперь собеседник находится в полуметре от нее). – Мы вас ждем уже неделю, мой мальчик! Надеюсь, вы не из сумасшедшего дома, как тот, вчерашний?

Уоллес несколько озадачен.

– Ну, то есть, – говорит он, думая, что она имеет в виду клинику, – я там побывал, но…

Старая экономка в негодовании перебивает его:

– Что? Так они там все ненормальные, на этой почте? Вы, наверно, тоже шатались по кафе, прежде чем прийти сюда?

Уоллес не теряет хладнокровия. Хотя Лоран предупреждал его, что от этой дамы иногда можно услышать странные вещи, он не ожидал, что она до такой степени не в себе. Придется терпеливо объяснить ей, в чем дело, четко выговаривая слова, чтобы до нее дошло:

– Послушайте, мадам, вы ошибаетесь…

Но тут он вспоминает оба кафе, в которых побывал сегодня, – помимо того, где он ночевал; эти факты он отрицать не может, хотя не понимает, что тут предосудительного. В отношении почты он чувствует себя увереннее – впрочем, разве он не спрашивал, где находится главный почтамт? Он не заходил туда – но в любом случае это было бы невозможно, поскольку там еще было закрыто… И вообще, зачем ему обращать внимание на эти дурацкие упреки?

– Это недоразумение, – продолжает он. – Меня не с почты прислали. (По крайней мере, это он может утверждать с полным чистосердечием.)

– Тогда что вы мне тут рассказываете? – с подозрением спрашивает она из-за решетки.

Попробуй проведи допрос в таких условиях! Наверно, после убийства хозяина она повредилась умом.

– Говорю вам, я не насчет телефона, – повторяет Уоллес, стараясь не терять терпения.

– Слушайте, – восклицает она, – совсем не обязательно так кричать. Я ведь не глухая! (Видно, что она читает по губам.) А если телефон тут ни при чем, так не надо было о нем говорить.