Тьерри Коэн - Я сделаю это для тебя

Шейх повышает голос.

— Не надрывайся, — говорит Набиль. — Можешь прочесть все суры и хасиды, можешь грозить мне адскими муками — на моих руках крови нет. А вот тебе придется держать ответ перед всемогущим Аллахом! Будешь объяснять, как посмел использовать Его имя, отбирая жизни у невинных.

Он прерывисто вздыхает.

— Я сглупил, — объясняет он нам, — сказал ему, что тоже мусульманин и не понимаю его призывов к убийству. Вот он и пытается промыть мне мозги, внушает чувство вины. Говорит, мы одной породы, одной крови. Хотел, чтобы я развязал его для молитвы. За дурака меня держит! Не хочу больше караулить этого шейха.

— Не кипятись, я тебя сменю, — успокаивает его Витто.

— Незачем, оставим его одного. Пошли на кухню, хочу с вами поговорить.

— Я-то помолюсь, болван, а вот кто услышит твою молитву? — бросает на прощание Набиль.

Крики разбудили Соломона и Бартоло, они застали самый конец сцены и теперь отправляются умываться.

Мы сидим, пьем кофе, шутим, смеемся, но атмосфера в кухне напряженная. Их беспокоит судьба шейха. Если этим все и кончится, они будут счастливы, что снова встретились, пережили невероятное приключение и вышли из него целыми и невредимыми. По ту сторону Ла-Манша их ждет привычная жизнь: жена, дети, заработанное тяжким трудом положение и возможность перебирать в памяти безумные лондонские дни. Они меня, конечно, не бросят, что бы я ни решил, но надеются на достойный исход, не зная, что значит для меня достоинство в подобной ситуации и в моем душевном состоянии.

— Мне столько всего нужно вам сказать, — начинаю я. — С чего же начать…

Я смотрю на склонившиеся над столом лица и не нахожу слов.

Куда делась легкость, с которой я общался с коллегами и клиентами? Осталась там, куда переодевания и хитроумные схемы задвинули мою прежнюю жизнь. Передо мной сидят люди, к которым я питаю любовь и восхищение. Каких слов они от меня ждут? Искренних, идущих от сердца.

— Ну, во-первых и в-главных — я люблю вас.

Они смеются, удивленные моей искренностью и серьезностью тона.

— А мы — нет. Мы тут оказались потому, что любим приключения и путешествия, — бросает Витто, чтобы снять охватившую всех неловкость.

— Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. Я понял, что вы — тоже моя семья. Нет, не так — я об этом вспомнил.

— Не доставай, Дани! — прикрикивает Реми. — Кончай ныть, мы всё знаем, и ты нам ничего не должен. Мы счастливы, что помогли, будет что вспомнить на старости лет.

— Не говоря уж о том, что добыча, которую я взял у того психа, покроет все дорожные расходы. Там тысяч на двадцать евро, не меньше, можем все вместе куда-нибудь съездить!

Они начинают обсуждать предложение и ужасно веселятся, только Соломон молчит и не сводит с меня глаз.

— Я принял решение и прошу вас не комментировать его и не противиться.

Они умолкают.

Соломон закуривает очередную сигарету, откидывается назад, чтобы лучше всех видеть.

— Вы вернетесь домой и оставите меня с шейхом одного.

— Оставить тебя одного? С какой это стати? — вскидывается Набиль.

— А с такой, что эта история больше вас не касается.

— Ты шутишь? — негодует он. — Еще как касается! Мы тебя не бросим. Вместе доведем дело до конца и вместе вернемся домой.

Остальные кивают, соглашаясь.

— Нет. Вы достаточно потрудились. Нам повезло, все прошло благополучно, но теперь… Люди шейха наверняка уже подняли тревогу и заявили в полицию. Если уедете сейчас, вернетесь во Францию без проблем, но через несколько часов будет поздно.

— Не гони пургу, Дани, ты сам сказал — дело может плохо обернуться, значит, мы остаемся.

— Тем более что мы видели, как ты умеешь выпутываться! — иронизирует Бартоло. — Лично я отказываюсь дезертировать.

— Мы остаемся! — подтверждает Набиль.

— Нет, вы нужны мне в другом месте. Все должно было сложиться иначе. Я наивно думал — тут ты прав, Бартоло! — что смогу убрать шейха и остаться неопознанным. Но его люди знают, кто я, и могут нанести визит Бетти и Пьеру. Заберите их и увезите в надежное место.

Они ненадолго задумываются над моими словами. Получается, я не отсылаю их, а прошу о помощи.

— Нет нужды уезжать. Я позвоню жене, и она их спрячет.

Ребята кивают.

Я растерян, не знаю, как переубедить их.

— Дани прав, — вмешивается Соломон, который все это время молча наблюдал за нами.

Витто, Бартоло, Набиль и Реми с изумлением смотрят на него. Воссоединившаяся банда подчиняется прежним законам.

— Но, Соломон… — бормочет Витто.

— Вы вернетесь и позаботитесь о Бетти с Пьером. А я останусь с ним, — жестким тоном произносит он, глядя мне в глаза.

— Соломон…

Он не позволяет мне продолжить:

— Игра слишком опасна, Дани. Один ты не справишься. Но если я останусь, они согласятся уехать. У тебя нет выбора.

— Хорошо, Соломон, — подумав, соглашаюсь я.

— А мы, значит, как полные придурки вернемся домой, да? Ну спасибо, парни, — рявкает Реми, выражая не только недовольство, но и согласие.

— Я о нем позабочусь, не волнуйтесь. Давайте собирайте манатки и сматывайтесь!

Они с недовольным видом подчиняются вожаку и расходятся по комнатам.

Через полчаса мы обнимаемся на прощание.

— О твоих мы позаботимся, Дани, не волнуйся. А вы держите ухо востро! — советует Реми.

— И если запахнет жареным… — добавляет Набиль.

Бартоло сжимает меня в объятиях.

— Вот же черт, мы в последний раз так же прощались двадцать лет назад. Ты уж тут постарайся, чтобы в следующий раз не встретиться в богадельне.

— И не забудь, что мы договорились провести вместе отпуск, — вставляет Витто. — Держи нас в курсе, Соломон, на этого типа надежды мало.

Я отвожу Витто в сторону и протягиваю ему конверт:

— Я написал Бетти записку. Думал, если все обернется плохо, ее найдут при мне и отошлют. Поручаю это тебе.

— Ну что за мрачняк, вечно думаешь о худшем! — бурчит он и с явной неохотой убирает конверт в карман.

Они выходят в утренний туман, останавливаются возле машины и машут нам.

— Обожаю их, — шепчет Соломон.

— Я тоже.

У меня тяжело на сердце. Душу гложет мрачное предчувствие, что больше я друзей не увижу.

Я сообщаю Соломону свой план, и мы приступаем к его осуществлению.

Соломон натягивает капюшон, приводит на кухню шейха и силой заставляет его сесть. Фейсал пугливо озирается, смотрит на меня.

— Что вы собираетесь делать? — спрашивает он.

С проповедника-террориста сошла вся спесь. Маска высокомерной невозмутимости дала трещину. Он пытается взять себя в руки, но события последних часов пробили его броню.

— Я собираюсь убить вас, — спокойно сообщаю я.

Он вглядывается в мое лицо, надеясь прочитать на нем опровержение страшных слов, но ничего не видит и поворачивается к Соломону.