Сулейман Файяд - Живой мост

И вот он бредет вдоль нее, не замечая слепых зрачков окон. Шаги гулко отдаются в узкой улочке, погруженной в бледный желток света, растекшегося по остывшему асфальту. Вокруг — никого. Все захлебнулось в этой желтизне. Только он один крадется в ночи. Еще немного, и он исчезнет, нырнув в свою конуру. Сверху, с развешанного на балконе белья, падает прищепка и больно бьет его по голове.

Влажное, промозглое утро еще гнездится на крышах домов и в кронах деревьев. Голоса демонстрантов заполняют всю улицу. Большое солнце вздымается над миром, беззвучно смеясь. Гомонят птицы. Им дела нет до того, что Амину еще хочется спать. Он устал, он болен. Только что кончился приступ лихорадки. Эй, друзья, дайте поспать! Ваши голоса разъедают мою затянувшуюся было язву!

— Эй, Амин, вставай, мы ждем…

Не могу я откликнуться! Зовите не зовите, не могу.

Сказал же он вчера Ахмеду, что не придет на демонстрацию. Не придет — значит, не в силах.

…Он стоит на балконе. Поток демонстрантов катится вперед. Подобно штормовой волне, он сносит все на своем пути. Холодный утренний ветерок обжег бледное лицо Амина и высушил набежавшие слезы.

— Друзья, ни шагу назад! Вперед, только вперед!

Его призыв разнесся над колонной и придал новые силы демонстрантам. Амина узнали. Сильные руки потянулись к нему…

Амин Авад шел в бой вместе с товарищами. И рушились стены на их пути.

Улица Вади, окропленная слезами наступившего утра. Победоносное солнце расточает улыбки. На асфальт упали его шелковистые лучи. И легли на толпу, защищая людей от беды.

О весне! Возврати меня на родную землю хотя бы цветком!

Перевод О. Фроловой

Мой гость начал свой рассказ так:

— В романтические годы юности я прочел роман Диккенса «Повесть о двух городах». Я был покорен героем, Сидни Картоном, который пожертвовал собой, чтобы спасти жизнь мужу любимой женщины. Но как это обычно бывает, юношеские увлечения не выдержали испытания временем. Теперь мне близок бедный философ Гренгуар из «Собора Парижской богоматери». Помнишь, его попросили спасти от смерти красавицу Эсмеральду, а он отказался. И на вопрос, что его так сильно привязывает к этому миру, ответил: «Я имею великое счастье проводить время с утра и до вечера в обществе гения, то есть с самим собой, а это очень приятно».

— А любовь к родине, к своему народу? — возразил я.

— Мы не виделись с тобой целых двадцать лет, и ты не можешь удержаться от упреков! — воскликнул он.

Да! Я хотел уязвить устаза М. Его поздний визит чрезвычайно удивил меня и навел на подозрения.

В школе нас связывала искренняя дружба. Мы тогда организовали тайное общество борьбы с англичанами, в котором было всего два члена — сами основатели. Единственным результатом явилась привычка постоянно курить. Нам казалось, что это обязательный атрибут тайной деятельности. На праздник окончания школы мы надели темные очки, долго прощались, скрывая слезы и давая обеты.

Потом наши пути разошлись. М. уехал в Иерусалим, чтобы завершить свое образование, а затем вернулся в родной город и стал работать учителем английского языка в средней школе. Он занимает эту должность и по сей день.

С того момента, как в 1948 году образовалось государство Израиль, все связи между нами прекратились. Он перестал даже здороваться со мной, когда мы случайно встречались на улице. Вначале это причиняло мне боль. Потом я привык и вычеркнул устаза М. из своей памяти, поняв, что он принадлежит к типу людей, подобных женщине, которая в девичестве восхищается романами, а в замужестве уже не читает ничего.

И этот приятель, с которым мы читали нараспев классические арабские касыды о походах Халида ибн аль‑Валида, элегии аль‑Мутанабби и вольнодумные стихи Абу‑ль‑Ала [14] Халид ибн аль‑Валид — арабский полководец VII в., прославившийся битвами с византийцами и персами; Аль‑Мутанабби (915‑965) — известный арабский поэт; Абу‑ль‑Ала аль‑Маарри (973‑1057) — знаменитый арабский поэт и философ. , взял себе в жены свою должность. Да и как иначе сохранить ее в Израиле, где люди прекращают всякую связь с друзьями и близкими, будь то хоть единоутробный брат, если те выступают против «новых» идей.

И вот однажды вечером в марте 1968 года, вскоре после событий так называемой «шестидневной войны» [15] Имеются в виду события 5‑10 июня 1967 г., когда вооруженные силы Израиля вероломно напали на соседние арабские страны — ОАР, Иорданию и Сирию — и оккупировали Синайский полуостров, районы к западу от реки Иордан и часть сирийской территории. , он неожиданно постучался в мою дверь. Что же теперь заставило его набраться храбрости и прийти ко мне?

— Карточка Сидни Картона выпала из альбома моих героев, как волосы под моей первой бритвой, — не отвечая на мое ироническое замечание, продолжал устаз М. — Однако меня вечно преследовало название этого романа. Оно словно околдовывало меня. Сначала это вызывало смятение в моей душе. Потом я капитулировал перед ним полностью и стал испытывать к нему симпатию и даже нежность. Я даже начал писать сбою «Повесть о двух городах». В ней я хотел рассказать о Хайфе и Назарете. Но написал первую главу и… отложил ее. На этом мое писательство и кончилось. Потом я решил специализироваться в двух предметах: английском языке и юриспруденции, но не завершил и этого. Я изучал стихосложение английское и арабское, но так и не пишу стихов. Спроси у своего сына, он учится у меня в школе, и он скажет, что я даю для чтения сразу две книги, предлагаю разучивать стихи двух поэтов, сравнивать две литературы. Так и все в моей жизни носит печать раздвоенности.

Мой бывший друг любил говорить много и бесцеремонно. Я предоставил ему возможность высказаться, как делал это и в прошлом. Я хотел проникнуть в смысл его неожиданного визита. «Одно из двух, — сказал я себе, — или в нем пробудилась совесть, которую растревожила война, и теперь, через двадцать лет, он пытается оправдать разрыв со мной этой вот двойственностью, или же кто-нибудь подослал его ко мне по какому-то делу». Я настороженно слушал, ожидая конца его рассуждений.

— Необычный случай вторгся в мое застывшее бытие. Однажды, сразу после июньской войны, я с друзьями поднимался в машине к перевалу Талаат аль‑Лабан, что по дороге из Наблуса в Рамаллах [16] Наблус и Рамаллах — иорданские города, оккупированные Израилем в июне 1967 г. . Когда мы миновали первый поворот, я невольно вскрикнул. У меня задрожали и голос и руки, державшие руль. Я принялся сбивчиво объяснять друзьям, находившимся со мною в машине: «Вот уже двадцать лет я вижу во сне изгибы этой спиральной дороги, этот сиреневый перевал! Я помню на нем каждый поворот. Их четыре, можете пересчитать. Эти вершины с вытянутыми склонами окаймляют зеленую долину. Их десять, сосчитайте. Этот чистый воздух. Этот аромат. Я узнаю его! Я вдыхаю запах, который был со мной всю мою жизнь. Я знаю это место!»