Баха Тахер - Любовь в изгнании / Комитет

Когда Бриджит отправилась на кухню проверить, из чего можно состряпать обед, я вскрыл конверт и стоя прочел письмо. Ничего не понял и перечитал еще раз. Письмо представляло собой листок грубой желтой бумаги, испещренной печатями и подписями. Вверху красовался гриф «Председатель административного совета», а под ним «Господину такому-то». Текст гласил: «С учетом решения административного совета о необходимости сокращения расходов согласно указаниям г-на… решено упразднить должность корреспондента газеты в городе… Решение вступает в силу спустя месяц после его принятия. Подпись.»

— Не может быть!

А как же любезное письмо, полученное от главного редактора несколько дней назад? В нем ни словом не упоминалось об экономии средств.

Из кухни выглянула Бриджит, спросила, что там такое?

— Не может быть! — ответил я. Но, когда сообщил ей известие, она с грустной улыбкой возразила: — Очень даже может!

— Я тебя уверяю, что это ошибка! Или ты лучше меня знаешь, что происходит в Каире?

— Я не знаю, что происходит в Каире, но хорошо знаю, что происходит здесь.

— Что ты знаешь? — растерялся я. — И какое это имеет отношение к письму?

Бриджит подошла ко мне и спокойно сказала:

— Несколько дней назад директор уведомил меня, что больше не сможет пользоваться моими услугами. Полиция интересовалась, есть ли у меня разрешение на работу. Он посоветовал мне также не искать работу в других местах, так как у меня всюду потребуют разрешение. Он еще раз доказал мне свою дружбу, сказав всю правду и дав последний совет.

— Но почему все это?

Она положила руку мне на плечо, а другой указала на письмо:

— Попробуй догадаться!

И уткнувшись мне в плечо лицом, крикнула:

— Этот мир принадлежит Масиасу и его высочеству эмиру! Все бесполезно!

Догадаться было нетрудно, но я хотел устранить последние сомнения. Много раз безрезультатно пытался дозвониться главному редактору — он же председатель административного совета — и понял, что он избегает разговора со мной. Наконец все-таки дозвонился. Извиняющимся тоном он повторял:

— Не в моей власти, клянусь тебе, не в моей власти.

Но отказался сообщить, в чьей же власти. Обещал лишь, что приложит все усилия, чтобы продлить мое пребывание еще на месяц, до окончательного выздоровления.

Лишний месяц меня не очень волновал.

Бриджит готовилась к отъезду. Она решила вернуться в Австрию и побыть там какое-то время с отцом, пока не придумает, что делать дальше.

Все кончилось, и ты был не в силах ничего сделать. Недолго длился этот день. Ты боялся конца, а он наступил быстрее, чем ты ожидал. Ты боролся с дурными предчувствиями, представляя, что Бриджит тебя покинет, найдет себе кого-то помоложе, своего соотечественника, любящего потанцевать, как любит она сама, любящего, как и она, забираться высоко в горы, кататься на лыжах и другие подобные вещи, о которых она упоминала в своих рассказах и о которых ты не имеешь ни малейшего представления. Ты воображал, как однажды проснешься и найдешь прощальное письмо от нее или, как она исчезнет, не попрощавшись. Боялся, что конец придет, когда ты снова заболеешь, когда откажут пришедшие в негодность кровеносные сосуды, и уже не наступит новое пробуждение, новое исцеление. Или, что конец придет тихо и незаметно: любовь просто увянет, задавленная привычкой и скукой.

Какие только ужасы ты не рисовал в своем воображении. Но не мог даже вообразить того, что между вами встанет мир, что невидимый меч обрушится и отсечет вас друг от друга.

Жил на свете старый кактус, у него остались лишь колючки, которые пронизывали и питали его сухую плоть. Кактус не умирал, но и не жил. Ты протянула к нему свои руки и воскресила его мертвые листья, и он стал деревом, зеленым и пышным, какие ты любишь. У него выросли новые ветви, он зацвел. Но меч одним ударом обрубил все — и ветви и колючки.

И снова широко открытые глаза устремлены во тьму ночи.

Вот как все случилось. Так борись же с этим топчущим тебя табуном. Борись в одиночку, призывая на помощь терпение, если оно у тебя есть. Покажи, на что ты способен.

Бриджит пока здесь, она любит тебя, как и прежде. Ты чувствуешь, как дрожат ее руки — они так же дрожали и в первый раз, когда ты взял их в свои. В глазах ее светится та же любовь. И ты сам все еще остаешься вечным ребенком в лоне любви. В ее объятиях ты освобождаешься от груза лет и тревог, легкий, ты плывешь в безбрежном океане любви. Попробуй же удержать этот эфир, не дай ему рассеяться, растечься между пальцев.

Скажи ей: уедем в другой город, попытаемся найти работу подальше отсюда. И она ответит тебе: мне надоело убегать, а они — повсюду.

Скажи ей: давай поженимся. А она ответит: за нами слишком много призраков, они будут преследовать нас, куда бы мы ни уехали. Самое большее, что мы могли, мы уже сделали: в наши лучшие моменты мы ускользали от времени.

Говори что хочешь. Ты снова обратишься в кактус. Пески, которые высосали источник, превратятся под твоими ногами в твердые, острые камни.

Во тьме ночи ты можешь строить планы и находить решения, но все они развеются при свете дня.

Молись, плачь, умоляй, покажи все, на что ты способен. Но наступает последняя ночь.

Вот вечер в ее квартире — такой же вечер, как тот, когда ты первый раз переступил ее порог. Но шторы задернуты, и в комнате полумрак. Комната пуста, в ней ничего не осталось. Вы лежите на полу обнявшись. Молча, неподвижно, после того, как схлынула волна, последний раз поднявшая вас на свой гребень.

Она шепчет тебе:

— Ты можешь не приходить завтра. Я уеду одна.

— Знаю. Но я приду.

— Знаешь, кто приходил сегодня попрощаться со мной?

— Директор компании?

— Нет. Директор был очень мил и настолько великодушен, что купил все немногое, оставшееся в квартире.

— Значит, он приходил попрощаться?

— Пришел утром. Вошел через балкон. В квартире оставалось только то, что ты видишь — маленький столик и два кресла.

— Кто вошел через балкон, Бриджит?

— Он вошел и прощебетал утренний привет. Осмотрелся. Ему понравилось эхо трепета его крыльев в пустой комнате, и он долго ходил по ней. Я стояла неподвижно возле балконной двери, чтобы не спугнуть его. Потом он взлетел на столик и чирикнул два раз, глядя на меня. Я поняла и поблагодарила. Он покрутил головкой, почесал ее вытянутой ножкой, поискал, что бы мне еще сказать, и не нашел. Сделал последний крут по комнате и выпрыгнул на балкон, задев меня крылом. Неужели умер твой друг Ибрахим?

От неожиданности я привстал:

— Нет! Откуда ты взяла?

Она смотрела на меня не двигаясь:

— Я просто спрашиваю. Я не колдунья и не гадалка. Но я увидела смерть в его глазах в первую же нашу встречу. Он притягивал меня и путал. Однажды мне пришлось здорово напиться, до потери сознания, чтобы освободиться от его чар. Но это он освободился от моих чар. Ты ведь знаешь, что между нами было?