Питер Хёг - Дети смотрителей слонов

Если бы он к этому моменту отбросил в сторону своё оружие, то возможно, дело приобрело бы более гуманный оборот. Но он этого не сделал. И поэтому следующими на него нападают Ашанти и Афина Паллада. Или, точнее, на него нападает красный «ягуар».

Эта очень приёмистая машина, она мгновенно разгоняется до 90 километров в час и сметает стоящего на коленях человека прямо в воду.

Буксир тем временем отчаливает, между ним и берегом уже метра полтора. Но палуба немного ниже причала, так что «ягуар» разбивает ограждение, выходит в свободный полёт и приземляется поперёк бака судна.

Это небольшое судёнышко, автомобиль, стоящий поперёк него, оказывается длиннее — выглядит всё это как-то странно и противоестественно. Я замечаю, что для женщины в рубке — «ягуар» тоже оказывается большой неожиданностью.

Афина медленно выходит из машины, обходит её, подходит к двери рубки, заходит внутрь и бьёт женщину по щеке.

Удар по щеке может быть разным, но скажу вам, что там, где побывала Афина Паллада, розы уже не растут. Только что женщина гордо стояла у руля, овеваемая солёным бризом, и вот она уже как тряпка валяется на полу.

И тут в дверях появляется Тильте.

Наши с Тильте изыскания показали, что если уж в чём великие святые и исследователи человеческого сознания всегда были едины, так это в том, что всякий человек живёт в своей собственной реальности, и я нисколько не сомневаюсь в том, что Баскер, Ашанти, Якоб Бордурио, Ханс и я по-разному представляли себе нашу встречу с Тильте. Но объединяло нас ощущение, что мы спасаем принцессу, и уж как минимум мы рассчитывали на потоки слёз, объятия и вечную благодарность. Но вместо этого Тильте встаёт в дверях рубки, где нам всем хорошо её видно, делает глубокий вдох и очень громко сообщает нам следующее:

— Знаете, вы кто? Вы просто кучка тупых дремучих идиотов!

Мы сидим за столом в салоне буксира, и перед нашими глазами разыгрывается сцена, которую надо видеть, чтобы поверить в неё. И наблюдают эту сцену Ханс, Ашанти, Афина Паллада, Якоб Бордурио, Баскер и я. И видим мы, что женщина из рубки, мужчина со склада и человек, который был сбит «ягуаром», сидят с нами за столом, и они свободны как птицы, потому что Тильте запретила нам с Хансом связывать их, и к тому же приказала Хансу сделать кофе, и он безропотно подчинился, и мало того, что этих троих «планеристов» потчуют, так Тильте ещё и перевязывает укушенного Баскером, успокаивая его при этом и приговаривая «бедный Ибрагим».

— Ибрагим, — сообщает она нам, — полчаса назад навсегда распрощался с оружием. Он вытащил пистолет только потому, что почувствовал опасность, разве не так, Ибрагим?

— Это была самооборона, — подтверждает Ибрагим. — Ну и, может, в какой-то степени старая привычка.

Баскер поглядывает на него из своего угла. Глаза у Баскера по-прежнему жёлтые, на морде кровь, и всем своим видом он выражает надежду, что старая привычка Ибрагима снова заставит его прибегнуть к самообороне и тогда Баскер сможет перейти от hors d’oeuvre [30] Закуски (фр.) . к настоящей расправе.

Но ничто не предвещает такого развития событий, потому что на глазах у Ибрагима вновь появляются слёзы.

— Перед тем, как вы так беспардонно вломились к нам, — говорит Тильте, — Ибрагим как раз рассказывал нам о своём детстве, мы только-только дошли до того места, где мать оставляла его на всю ночь на мокрых простынях в наказание за то, что он описался в кровати.

— Хочу заметить, — говорит женщина из рубки, — что по сравнению с моим детством, о котором я вам расскажу, Ибрагим как сыр в масле катался.

Мы смотрим на неё. Щека у неё после затрещины Афины распухла так, будто у неё односторонняя свинка. Из-за этого она не очень внятно говорит, но ясно, куда она клонит: когда Ибрагим закончит свои откровения, она займёт его место.

Тут открывает рот человек, прибитый дверью в пакгаузе. Взгляд у него немного затуманенный, должно быть, из-за сотрясения мозга, а лицо несколько приплюснуто от удара.

— Я пока молчу, — говорит он. — Потому что после моей истории будет очень трудно прийти в себя.

По лицам Ашанти, Афины и, на самом деле, по лицу Якоба видно, что они потрясены. Это можно понять. Трудно было ожидать такого от элиты международного терроризма.

Мы с Хансом подготовлены лучше. Мы знаем Тильте и знаем, как она может воздействовать на людей. Стоит ей только зайти в какой-нибудь магазинчик за пачкой жевательной резинки, как кассирша начинает рассказывать ей всю свою жизнь и в конце концов зовёт её к себе домой — спасать семью, дрессировать собаку или вразумлять непослушных детей.

И тем не менее происходящее является полной неожиданностью даже для нас с Хансом, и Тильте чувствует, что требуются объяснения.

— У нас был час, — говорит она. — После моего похищения. Мы ждали, когда приедет Беллерад. Это время мы посвятили разговорам о том, как найти дверь.

«Планеристы» кивают.

— Возникла очень напряжённая атмосфера, — говорит Тильте. — И я предложила им полежать в гробу. У меня под рукой не было настоящего гроба. Но оказался деревянный ящик. Это, конечно, не одно и то же. Но когда мы повыкидывали из него автоматы и взрывчатку, оказалось, что он вполне годится. Слава Богу, у меня с собой оказалось вот это.

Сначала я не понимаю, что она держит в руках, потом узнаю свой старый mp3-плейер, с той самой тибетской «Книгой мёртвых» — на две трети скорости.

— Это произвело глубокое впечатление, — говорит Тильте. — Когда появился Беллерад, всё уже было иначе.

Женщина со свинкой кивает.

— Когда Бальдр, то есть Беллерад, пришёл, мы отказались от денег. И паспортов. И предложили ему полежать в гробу. Он не захотел. Но мы свяжемся с ним.

Я оглядываю «планеристов». Что ж, неплохо. Неожиданно, но неплохо. Трогательно. На глазах — слёзы. Раскаяние. И хотя рана после укуса Баскера, похоже, серьёзная, нет оснований опасаться, что после вмешательства пластического хирурга Ибрагим не сможет снова показаться на пляже.

Можно, конечно, сомневаться в том, насколько долговечно такое быстрое обращение. Но нам с Тильте в библиотеке Финё встретилось такое понятие, как instant enlightenment . [31] Мгновенное просветление (англ.) . Так что — кто знает… Но, с другой стороны, если взглянуть на футбол и на собственных родственников, то нельзя не признать, что на практике серьёзные изменения обычно происходят не так быстро.

Моя природная вежливость не позволяет мне познакомить присутствующих с этими глубокими размышлениями. Но у меня возникает другой важный вопрос.

— Где Хенрик?

Это очень актуальный вопрос. На который нет ответа.

— Это он инициатор всего, — говорит женщина. — Он всё придумал.