Жан Эшноз - Чероки

— Можем ехать.

Риперт включил мотор, «Тальбот» закашлялся, умолк, кашлянул еще несколько раз, потом много раз, но безрезультатно и начал подавать признаки усталости. Риперт обернулся к Боку.

— Придется подтолкнуть, — смущенно пробормотал он.

Бок со вздохом вышел из машины, сунул кольт в карман и начал толкать.

Мотор сухо чихнул один-два раза и снова заглох. Вероника бросила взгляд на ручку скоростей, стоявшую на «первой». «Переставьте лучше на „вторую“, — посоветовала она, — тогда пойдет легче». Риперт вздрогнул, бросил на молодую женщину неуверенный взгляд, но послушался. Бок снова толкнул машину, та наконец стронулась с места, тяжело затрюхала вниз по узкой дорожке и исчезла за первым поворотом.

Трое мужчин вернулись с полными руками хвороста, поленьев и веток. Они сложили топливо в сарае, вошли в дом, и тут Бернар Кальвер обнаружил письмо Бока, предназначенное Жоржу. Он прочел его сам, дал прочесть адресату, а потом Кроконьяну, который долго рассматривал листок. «Если хотите снова увидеть молодую даму, — гласило послание, написанное мелкими угловатыми буковками, — следуйте по департаментской дороге № 605 до шоссе № 12, а там сверните на юг. Приезжайте один». Уже смеркалось.

Итак, на следующее утро Жорж уехал один. Было холодно, деревушки четко вырисовывались внизу, в долине. Погребенные большую часть года под снегом, они летом выныривали из него бледно-желтыми и бледно-серыми, словно этот зимний покров, растаявший, а затем подсохший на их крышах, съедал все яркие краски; да и в окружающем пейзаже, где крутые скользкие земляные склоны были укреплены рядами елей, доминировали в основном цвета жухлой соломы и блеклой черепицы. Шоссе временами ныряло под черные гранитные арки с вкраплениями ракушек; сверху над ним струились зеленоватые горные ручьи, быстрые, нервные, тонкие и холодные, как змеи.

На полпути между двумя населенными пунктами Жорж сделал короткую остановку перед чем-то вроде дорожного кафе, куда еще на дальних подступах зазывали рекламные щиты, явно намалеванные дилетантом. Стоянка, усыпанная гравием и шлаковой крошкой, была чересчур велика для такого скромного заведения и в данный момент пустовала. Когда Жорж, взбодренный большой чашкой кофе, вышел, рядом с его «Опелем» стоял фургончик 2CV. За рулем сидел худощавый блондин в очках с дешевой оправой, какие выдают в органах соцобеспечения, рядом с ним женщина постарше годами, с суровым лицом. Увидев, что Жорж направляется к машине, блондин вылез из своего драндулета.

— Гляньте сюда! — и он ткнул пальцем в какую-то точку на земле, под «Опелем». — Этак вы далеко не уедете.

Под машиной растекалась темная лужица, которую жадно впитывал гравий. Жорж открыл капот, блондин взглянул через его плечо на капли масла, которые медленно, но безостановочно сочились из-под днища, точно кровь из тела умирающего. На их глазах процесс ускорился, и вот уже тягучая черная струйка соединила машину с землей.

— Нет, так вам никуда не уехать, — объявил блондин.

Жорж не ответил; сунув руки в карманы, он оглядел машину, затем повернулся к дороге, словно желая изучить все ее повороты и изгибы. При такой невезухе он счел бы вполне естественным появление Кроконьяна, который все улаживал в любой ситуации, но, увы, на этот раз он, как назло, отговорил силача ехать с ним.

— Можем довезти вас до гаража, — предложил блондин, тыча тем же пальцем куда-то вдаль. — Вон там, километрах в десяти, есть гараж. Я могу дотащить вас туда. Трос есть?

— Нет.

Не было у него троса. И не хватало денег, чтобы отдать машину в ремонт. И совсем не улыбалось торчать в одиночестве на обочине шоссе в Альпах, ожидая неизвестно чего. Он покачал головой. «Нет», — повторил он, уже в обобщенном смысле, как будто решил напрочь отринуть всю эту историю.

— Мы можем отвезти вас куда-нибудь еще.

— Да, спасибо, — сказал Жорж. — Отвезите меня куда-нибудь еще.

Таким образом, чуть позже он ехал по национальному шоссе, сидя прямо на железном полу в кузове тряского, неизвестного ему «Ситроена», ведомого неизвестными личностями к неизвестной цели. Все молчали, только пожилая женщина один раз повернулась к Жоржу со словами: «Мы сделаем небольшой крюк, нужно заехать в храм». «Хорошо», — ответил Жорж. Скажи она, нужно заехать на море, в морг, в Швейцарию, Жорж ответил бы точно так же, его охватило странное безразличие к собственной судьбе. Они свернули с национального шоссе на узкую дорогу с канавками по бокам, идущую в гору крутым серпантином. В одном месте у обочины стоял треугольный знак с силуэтом какого-то дикого животного, потом им преградило путь овечье стадо — пришлось ненадолго затормозить. Слева тянулся клин красной земли, на котором, с равными промежутками, росли кусты лаванды, всё вместе напоминало жилет с крупными пуговицами. Затем мелкая канавка справа превратилась в глубокий ров, а по другую сторону дороги встала сплошная гранитная стена. Со своего места, сзади, Жорж не мог разглядеть ни верхушку скалы, ни дно рва.

— Вот и храм, — сказала женщина.

Храм не очень-то походил на храм. Скорее, это было нечто вроде маленького замка в испано-мавританском стиле; высокий фронтон венчала фестончатая черепичная кровля с затейливыми башенками. На узких окнах — частые решетки, прутья кованых железных ворот сплетены в два пышных букета. Весь ансамбль — охряно-белый с элементами сочного розового и зеленого.

Деревянные скамьи ограждали аллею, ведущую к дому, от засохших деревьев нездешних пород. Впрочем, здесь и кроме деревьев было много погибших причудливых растений: вся эта флора, явно рожденная в другом климате, медленно умирала, и только жесткая живучая агава, раскинувшая листья у ворот, еще не окончательно стала мумией. Зато поодаль высились вполне здоровые ели, такие же чуждые этому экзотическому декору, как швейцарское шале — хлебным деревьям, а эскимосская иглу — бугенвиллеям.

Дом приник задним фасадом к черной гранитной скале и, вероятно, был даже частично встроен в нее, ибо над крышей, прямо в каменной глыбе, зияли четыре-пять окошек разной величины: широкое, как эркер, узкое, как бойница, круглое зарешеченное. И нигде ни живой души, только это вычурное строение, а перед ним ботаническое кладбище. Скала тянулась к востоку, где смыкалась с первыми хребтами ближайшей горы, а затем внезапно поворачивала на запад, открывая взгляду другую, тоже довольно близкую гору между чахлой травой равнины и серой бездной небосвода. Стекла в машине были опущены, и, когда она затормозила перед воротами, в окна ворвался резкий ветер. Все вышли и направились к двери, в которую блондин пропустил первым Жоржа. В холле стоял сырой мрак, как будто они сразу попали в недра скалы. Жорж шагнул вперед, как вдруг его осенило, и он обернулся к своему спутнику: