Александр Шелудяков - ЮГАНА

Несколько дней назад Петр Катыльгин с Иткаром Князевым прилетели в Кайтёс из Ханты-Мансийска. А еще до этого навестил Петр свою родовую деревню Катыльгу.

Название маленькой таежной деревушки Катыльга стало знаменитым на томской земле совсем недавно, когда было открыто поблизости месторождение нефти и начато строительство современного вахтового поселка нефтяников. Сейчас идет прокладка ветки нефтепровода Катыльга – Раскино.

Река Катыльга, левобережный приток Вас-Югана, лежит среди низинных болотных берегов. Предки Петра Катыльгина, юганские угры, жили в этом месте с незапамятных времен.

И сегодня, с раннего утра, Петр решил поработать над очерком о нефтедобытчиках, строителях трассы Катыльга – Раскино.

В утренней тишине, со стороны Перыни, от кузницы, доносился перезвон. «Что-то мастерит Громол Михайлович спозаранку», – подумал Петр. Он встал из-за стола, подошел к открытому окну. Заметив идущего Перуна Владимировича, пожелал ему доброго утра и спросил:

– Не татарское ли войско идет – наша кузница день и ночь оружие кует?

– О, нет-нет, Петруша. На нашей земле мир и покой. А вот парусный цыган Федор Романович не дает нашему Громолу Михайловичу поутру на постели нежиться.

– Я слышал вчера, что он купил самую дальнюю пасеку на Кипрюшке. Саша Гулов говорит, что Федор Романович на той пасеке чуть ли не зимовать собирается. Продуктов завез – на год хватит.

– Расспрашивал меня Федор Романович про те места, где было родовое стойбище Тунгиров, – сказал Перун Владимирович. – И вот, оказывается, в тех местах пасеку купил, пчеловодством ли решил заняться?

– Парусному цыгану пчелы нужны как медведю жареная луна.

Решил Петр навестить кузницу. Поговорить с Федором Романовичем. Кроме любопытства, что там куется, хотелось расспросить старого цыгана, кочевника-речника, о таежной катыльгинской стороне, доводилось ли ему встречаться с местными шаманами.

– Проходи, Петр, к наковальне, полюбуйся! – пригласил Громол Михайлович.

Лежал на наковальне родовой герб обских парусных цыган, выкованный из железа. Крыло чайки – символ паруса, а на нижней части, обвенчанный солнечным кругом, белохвостый орлан с гордо вскинутой головой.

– Красивая работа! – похвалил Петр.

На расспросы Петра парусный цыган отвечал шутками, прибаутками:

– Зачем герб кую? На юганской земле буду организовывать цыганскую республику! Без знамен и гербов как тут?

– Желаю удачи, Федор Романович, – сказал Петр и тут же принялся расспрашивать о том, что у старика осталось в памяти из жизни катыльгинских угров.

– Много можно пообсказать тебе, Петруша, про те края… Помню, сам возил на своем коче батюшку-попа по малым рекам. Решил батюшка «особолиться», собрать божью дань пушниной с югров Вас-Югана, да заодно крестить полукочевников-нехристей и дать им фамилии, имена. Угнездился он на моей галере, и поплыли мы по малым притокам Вас-Югана. Безымянный толмач, полукровок из ясашных, пояснил попу, когда привел я свой коч на Катыльгу: «Тут, батька-священник, живут угры. Тамга ихня, родовой знак – Берг-Агач, Дерево Ель. Зовут они себя: Кат-Ылка. По-русски, бог-батька, это получается Солнечная Ель». И были бесфамильные остяки по этой реке окрещены священником из Медвежьего Мыса. Одних он крестил Катыльгинами, других Ельниковыми.

Парусный цыган приумолк, посмотрел на Петра, а потом, вытащив из кармана штанов трубку, пососал чубук «холостой» носогрейки, вроде покурил.

– А дальше, дедушка? Рассказывай…

– Можно сказывать, – улыбнувшись, согласился старик. – Чудным был священник Велимир из Медвежьего Мыса. Подчалится речной коч к берегу, а на горе – юрт, поселение. Бегут остяки встречать ладью и наперебой говорят, коверкают русские слова: «Батька-бог, муки тай! – просят одни. – Хо-хо, батька Велимир, вотку тай!» – просят другие. Своим чутким ухом, конечно, священник ловил каждое слово таежных людей и тут же, в обмен на меха, дарил фамилии: Мукутаев, Водкутаев.

Возвращался Петр из кузницы домой и думал о том, что все это уже пустяки: кто и когда кого крестил да какие фамилии давал. Главное, он гордился своим родом югорским, который считается старожилом этого края. И вдвойне горд Петр, что на земле его предков найдено месторождение нефти и построен поселок нефтеразведчиков, будет проложена «нитка» нефтепровода.

Петр накормил вареными рыбьими потрохами Куима и прилег на диван почитать. Вдруг зазвонил телефон.

– Куим, – попросил Петр, – возьми трубку и послушай.

Кобель рывком метнулся к столу, взял зубами телефонную трубку и положил на стол.

– Р-р, ав-ав… – сердито прорычал и тявкнул Куим над телефонной трубкой, что означало: «Какого черта вам надо? Мой хозяин отдыхает».

– Ох, Куим, еще в Томске сколько мучился, учил тебя – поговорил по телефону, трубку клади обратно на рычаги. – Петр встал, подошел к столу, поднял трубку: – Иткар, ты? Ну да, Куим… Приходи ко мне. Бездельничаю. Тоскливо на душе.

В Кайтёсе телефонная связь – новинка. Нынче зимой Саша Гулов организовал, привез старенькую «подстанцию» из Тюмени. И сразу оживилось селение, зимой теплые разговоры подолгу ведутся.

Куим выжидательно смотрел на Петра.

– Иткар в гости к нам придет, Куим. Зарядим патроны и, может быть, отправимся в тайгу, – Куим кинулся к хозяину, положил ему на плечи лапы, лизнул несколько раз в лицо. Слово «патроны», «тайга» хорошо понимает Куим, знает, что это сулит ему.

Петр вышел из дома, сел на завалинку. Он смотрел на располневший Вас-Юган. На задах поселка, в березнике, грохотал тягач, глухо лязгали гусеницы на липкой, торфянистой земле. У кайтёсовской пристани суетился буксирный артельный катер, который оттаскивал паузок, нагруженный новыми ульями. Кочевая пасека – новинка для Кайтёса. Из низинного речного тумана послышался гудок маленького пассажирского теплохода.

У калитки показался Григорий Тарханов. В руке он держал туго набитый портфель.

– Издалека? – спросил Петр, когда Григорий присел рядом с ним на завалинку. – По личным или служебным делам в Кайтёс нагрянул?

– Да вот только что из Яхтура. Встречался с Хингой Тунгировой. Куда ни сунусь – везде тупик. Достались Хинге серьги и напалечное кольцо от матери, которая умерла в прошлом году. Откуда эти древние вещички у них, где и кем они подняты?

– А с Тунгиром разговаривал?

– В том-то и беда… Уехал на свою заимку, в тайгу. А Иткар, оказывается, у него спрашивал про это. Ответил ему Тунгир: «Пошто не знать. Были у моей бабы золотые сережки, кольцо на пальце носила. Тунгир за свою Тэму давал калым – десять оленей. Брал ее к себе в чум не голую». Завернул к тебе, решил просить: будете с Иткаром скитаться по тайге – присматривайтесь. Чуть что, сообщите мне в Медвежий Мыс. Хорошо?